— Помнишь Безумного Чарли с моей работы? Заядлый игрок. Он застал один из твоих боёв. Следующим вечером просто телефон мне оборвал рассказами, как мой пацан выбил дерьмо из каких-то очень крутых парней. Так что я сам немного проверил. Хорошо платили-то?

На ранних этапах своего жизненного пути я открыл выдающиеся таланты в области насилия, которые дополнительно поощрял и взращивал мой отец. В паре с физической устойчивостью на удар это помогало заработать довольно приличные деньги, и куда чаще, нежели разик-другой. Не тот офисный пакет дополнительных выгод, что у счетовода, но признаю, у возможности без ограничений бить людей в лицо есть некоторые преимущества.

— Двадцать процентов доли заведения, если выигрываешь. Пять, если проиграл. Очень незаконно. Я какое-то время работал по барам. Меня звали только когда уже вставала проблема. Всё остальное время я грыз учебники, — я оставил за кадром неудобную правду о том, что проблемы вставали ежечасно, а местная скорая адрес давно наизусть знала. — Я этим занимался только чтобы за образование платить.

Врать плохо, но я вряд ли признаюсь отцу, почему я завязал.

— А почему ты ничего так и не спросил тогда? — после молчаливой паузы закончил я.

Он смутился на минуту.

— Не моё дело, ты уже взрослый, — продавил он через эмоции.

Я искренне верю, что так прозвучало самое близкое в моей жизни утверждение, которое можно счесть за его комплимент.

— Но в любом случае, я полагаю тебе хватило опыта боёв с вооружёнными ножом парнями, — он и понятия не имел, насколько. Шрамов у меня куда больше старых, чем свежих. — Я хочу знать, как этот мудила подмёл тобой пол, разломал стены, разнёс мебель, всосал десять пуль и даже после всего этого вскрыл тебя наизнанку?

— Думаю, наркотики, — на лучший ответ меня просто не хватило.

Он продолжил.

— Я видел такие раны. Я видел парня, которого убил тигр. Выглядел он как ты. Его трясли и волочили туда-сюда. Кот с ним играл. Мышцы на спине прожрал до костей, как мы жареную курицу, и это всё на живую, до того, как перевернуть, распотрошить и жрать горячие потроха, — я помнил эту его историю. Отец поведал её со всеми кровавыми подробностями где-то в мои шесть лет — на сон грядущий.

— Пап, не знаю, что и сказать.

Он посмотрел мне в глаза. Довольно страшный он у меня человек, и физически и эмоционально.

— Слушай, я знаю, что на свете бывает всякая дикая хрень. Я слышал от людей, которым верю. Я видел кое-что такое, что ни у кого не получится объяснить с позиций здравого смысла, — он качнул головой, словно пытался что-то забыть. — Я хочу сказать, что знаю, что ты спутался не с обычным человеком. Если хочешь рассказать мне всю историю, я выслушаю.

Я не ответил.

Он нахмурился, устал ждать и молча вышел, несомненно опять мной недовольный.

На следующий день они улетели.

Я с руганью ковылял по квартире, то и дело сшибал мебель и пытался открыть входную дверь. Кто-то звонил, и после второго раза просто держал кнопку. А звонок у меня очень противный.

— Одну минуточку! — прокричал я, когда споткнулся о диван. Ноге уже стало гораздо лучше. Это самая моя тяжёлая рана, и самая чувствительная, особенно если пытаться ходить. Остальные зарастали неплохо, и даже гипс наконец-то сняли. Я пообещал себе, на долгом пути к двери, что если там журналисты, я забью костыль им в грудную клетку и пришпилю к стене в назидание другим таким самоубийцам.

В глазок я увидел лишь темноту. Лампочка снова перегорела.

— Кто там? — прокричал я через дверь, перехватив наизготовку костыль на случай если это газета или телевидение. Журналисты слетались на меня как мухи на помойку, вероятно из-за вранья про маньяка. Ну а что? Маньяк выброшен из многоэтажного здания? Прекрасный заголовок.

— Эрл Харбингер, — глухо прозвучало в ответ. — Мы говорили в больнице.

Я почти забыл про визитку. Почти.

— Чего надо? — крикнул я.

— Помочь с налогами, чего ещё мне по-твоему может быть надо?

Я сомневался, нужно ли открывать. С одной стороны, нормальная жизнь, работа и желание притвориться, что самые опасные в этом мире существа — всего лишь старые добрые злодеи, после чего можно спокойно засыпать по ночам. С другой стороны, я хотел услышать некоторые ответы.

Любопытство победило. Я снял два засова и открыл дверь. Харбингер зашёл с подружкой.

Выглядела она прекрасно. Самая красивая женщина, которую я когда-либо видел. Черноволосая, высокая, светлая, с большими карими глазами. Лицо не деланное, как у всех этих моделей, а живое, настоящее, потому что она и была целиком настоящая. Примерно как Елена троянская, ради которой и тысячу галер на бой отправить стоит, вот какая настоящая. Она носила очки, а я всегда был слаб на девчонок в очках. Поскольку я некрасивый, это, наверное, росло из комплексов о том, что мне нужна красивая девушка, но такая, которая сама не очень хорошо замечает чужую внешность. А ещё вполне консервативный деловой костюм ей шёл, не то, что абсолютному большинству других известных мне женщин. На глазок было ей двадцать с чем-то.

— Мистер Питт? — спросила она. Даже голос красивый. Богиня.

Я попробовал ответить, но слова как-то закончились. Говори же, придурок!

— Ну, типа, привет, — отменное начало, продолжай, большой парень, — Вы можете, ну... меня зовут Оуэн. Друзья зовут меня Зи. Потому что моё второе имя. Оно типа начинается с Зи. Или как вам угодно. Заходите, пожалуйста, — ну да, такой-то оратор.

Она улыбнулась и протянула руку.

— Джулия Шеклфорд, приятно с вами познакомиться, — рукопожатие оказалось на удивление крепким, с рабочими мозолями на руке. Как в одном рукопожатии сказать, что ты не сопля какая? Идеальная женщина.

Её глаза расширились при виде моего лица. Шрам. Неплохо заживал, но я знал, что всё равно страшный. Когда спадёт опухоль, на лице останется красная полоса, точно через ломанный-переломанный нос с выходом на щёку. Брутально.

— Извините, я не хотела пялиться, — сказала она и отвернулась. В голосе проскальзывал южный акцент.

— Ничего особенного. Просто царапина. Думайте обо мне как о Гарри Поттере на стероидах, — постарался я. — Проходите, садитесь. Выпьете чего-нибудь?

— Нет, благодарю вас, — ответила Джулия. Какое прекрасное имя. Джу-улия.

— Мне пива, — бухнул Харбингер

—