– Что с ним произошло?

Неужели Эва была права насчет перемен в его характере? Я не мог в это поверить.

– Когда-то считалось, что он станет наследником благородной дамы Илеи, – ответила Киллиан. – Но его вышвырнули. Он больше не наследник благородного дома Грасске. Это место занял его двоюродный брат. Все считают, что было принято мудрое решение.

Я не мог с этим не согласиться. Страшно даже представить Харальта, получившего всю власть и влияние благородного дома.

Харальт побежал за нами вдогонку:

– Да, забыл сказать… что за редкое удовольствие снова тебя видеть. Прошло так много времени, мой малыш Эдрин. – Он хихикнул, наклонившись так близко, что мы едва не соприкоснулись. – Надеюсь, мы еще встретимся, и очень скоро.

Его интонации… Эти скользкие тона Старого города… И те самые слова того самого кровавого колдуна!

Пока никто не видел, он произнес одними губами:

– Я содрал кожу с твоего дружка.

А потом со зловещей радостью заулыбался.

Я с ревом набросился на него, пытаясь разорвать горло одними зубами, но меня оттащили стражи.

– Он же чудовище! Харальт – мерзкий кровавый колдун и заодно со Скаллгримом! Я выпотрошу тебя, ах ты…

Меня стукнули об стену, вышибив из легких весь воздух.

Харальт покачнулся и шлепнулся на задницу. С написанным на лице потрясением он переводил взгляд с меня на Киллиан.

– Он обезумел. Я лишь пытался быть вежливым.

Лжец-лжец-лжец-лжец!

Я потерял ориентацию. Кусался, царапался, извивался, чтобы освободиться. Убить! Давай, Расчлени…

Я получил удар по голове и обмяк, перед глазами все поплыло. К губам прижали пропитанную вонючей алхимией тряпку, все погрузилось в туман и стало страшно далеким.

* * *

Проснулся я на кровати, обмотанным в цепи. Можно было и не утруждаться – после того как магия прошлась по мне, словно лесной пожар, я превратился в развалину. Я даже не спас Чарру, лишь отсрочил ее смерть. Меня сокрушили истощение, отчаяние и всепожирающая ярость.

У подножия кровати устроился в кресле санктор, неся караул.

– Отдохни немного, – сказала Киллиан. – Тебе понадобятся силы. Ради твоего же блага надеюсь, что ты сказал мне правду. – Она пожевала губу. – И ради твоего же блага надеюсь, что ты ошибся.

Пытаясь сосредоточиться, я зажмурил глаза, которые словно засыпали песком. Я убью тебя, Харальт! Даже если это будет последнее, что сделаю в жизни. Но тут опустилась темнота, усталость затянула меня в уютное и желанное небытие.

Глава 22

Я с криком пытаюсь вывернуться, но, пусть Чарра еще так молода, хватка у нее крепка, как железо.

– Не будь ребенком, – журит она меня.

Уже заляпанной кровью тряпицей она вытирает мои разбитые губы и распухший нос.

На табурете у кровати сидит Линас с язвительной и понимающей улыбкой. Костяшки его пальцев ободраны, но, не считая этого, он вышел из драки без единой царапины. Почему у меня всегда получалось по-другому – понятия не имею.

– Сломан? – спрашиваю я, скашивая глаза на нос.

Она щелкает мне пальцами по носу. Я вскрикиваю и откидываю голову назад, хватаясь за лицо руками.

– Поделом тебе, – говорит она и притворно хмурится. – Разве я просила меня спасать?

– Нет, но…

– Никаких «но». Я всю жизнь провела на улице. – Она обводит взглядом крохотную комнатку, где нет ничего, кроме соломенного тюфяка, табурета и колченогого стола – под одну ножку подсунута сложенная тряпка. – Ну, до недавнего времени.

В комнате едва хватает места для нас троих, но глаза Чарры сверкают от гордости. Это ее комната, купленная на собственные деньги.

Я осторожно ощупываю нос, морщась от боли.

– Ты прекрасно знаешь, что я могу в два счета справиться с жалкими старикашками. – Я невольно улыбаюсь, глядя, как она светится от триумфа при виде моего помятого лица и затравленного выражения. Но мои разбитые губы напоминают, что за два последних года эта дикарка сильно изменилась. Я и не осознавал, что именно Чарра сковала наше трио. – Мы оба знаем, что я дерусь грязно. Предлагаю сделку: если мне когда-либо потребуется твоя помощь, я о ней попрошу. Годится?

Я киваю:

– Да, извини.

– О чем ты только думал, вот так набрасываясь? – Она улыбается, ударяя меня кулаком в плечо. – Придурок. Типы вроде него всегда обращаются с женщинами как с дерьмом. – Она качает головой. – Ты и неделю не продержался бы, будь ты женщиной.

Я ухмыляюсь:

– Как будто ты когда-нибудь увидишь меня в платье! А что касается того, о чем я думал… – Я пожимаю плечами. – Ты же меня знаешь, я всегда сначала ввязываюсь в драку, а потом уже смотрю, что к чему.

По правде говоря, я очень тревожусь, что со мной что-то не так. Со времен Ковки у меня не в порядке с головой – вечно надо воткнуть язвительный комментарий в самый неподходящий момент, уколоть побольнее. Боюсь, когда-нибудь меня убьют. За последние несколько месяцев я участвовал в большем количестве драк, чем за два года. Если буду продолжать в том же духе, то окажусь в какой-нибудь сточной канаве, где так и окоченею, с ножом в спине.

Линас улыбается и качает головой в ответ на мои глупости, но он тоже уже не тот. После Ковки он превратился в тень себя прежнего, и дело не только в том, что, как оказалось, он недостаточно Одарен, чтобы стать магом. Он просто живет, словно марионетка, танцующая на нитях привычки. Что-то в его душе треснуло и разлетелось на мелкие кусочки.

В кои-то веки мне повезло. По непонятным причинам архимаг Визант проявляет ко мне личный интерес, выслушивает все мои страхи и говорит, что волноваться не о чем, все снова наладится, надо только подождать. Однако становится гораздо хуже. Чарра не понимает, через что мы прошли, а мы с Линасом знаем, что изменились. Никто не помнит подробностей Ковки, но все выходящие из ритуальной палаты Одаренные выглядят одинаково: кожа блестит от пота, горло пересохло от крика, голова раскалывается от боли и безудержных рыданий. Я вышел оттуда магом, других Ковка перемалывает, как Линаса. А некоторым выйти не суждено.

Линас встает и широко зевает:

– Я пойду. Надо заняться счетами.

Он машет на прощанье и уходит.

Чарра хмурится:

– В последнее время он просто одержим цифрами. Раньше он не интересовался счетами и монетами, но в этом месяце с