внимательно его изучил. Червь магии смотрел прямо на меня, огромный и коварный, как никогда.
Если бы я не был таким, как есть, то вряд ли заметил бы, как помутились мысли. Невозможно понять, насколько сильно магия изменила тело и разум. Я в ужасе содрогнулся, борясь с рвотными позывами. Когда маг поддается Червю, не возникает ничего нового, все гораздо коварнее – уже существующее искажается и становится мерзостью. Эти мысли, как ни противно сознавать, не что иное, как мрачный шепот моего же разума.
Я споткнулся и упал бы, если бы меня крепко не держали стражи. Я всегда ненавидел старших магов, таких холодных и замкнутых, но теперь до меня, наконец дошло. Маги могли жить долго, очень долго, сменялись целые поколения обычных людей, а мы оставались прежними. Было слишком больно смотреть, как люди увядают и умирают. Естественно, жизнь мага значила гораздо больше, чем краткая вспышка простого смертного, и неизбежно предполагалось, что чем дольше живешь, тем больше знаешь. Вполне логично стремиться держать в своих руках бразды правления ради общего блага.
По позвоночнику пробежал холодок паранойи. Все чувства обострились, – возможно, старые изменения в сознании, вызванные магией, реагировали на новые. Я не знал, что происходит у меня внутри, буравя тело, как невидимые черви, пожирая старую и выделяя новую плоть. Прежде чем я успел еще больше погрузиться в эти кошмарные мысли, стражи остановились перед дверью и втащили меня в небольшую комнату, где стояли стол со стулом, а на кровати лежала Чарра.
Выглядела она не лучше, чем я себя чувствовал. Ее лицо, руки и шею расчерчивали красные царапины, а кожа приобрела странный серый оттенок. Ее губы растянулись в широкую улыбку облегчения, и она села.
Стражи бросили меня на стул, один страж вышел, а санктор со вторым топтались у двери, наблюдая за мной. Еще невозможно было понять, полностью ли я пришел в себя после того, что с собой сотворил. Я продержался достаточно долго, чтобы предотвратить самые худшие последствия, но именно так я и думал бы, если сошел с ума.
– Как ты себя чувствуешь? – спросил я, отодвинув свои тревоги на потом.
Она гортанно закашлялась и покосилась на стражей.
– Главным образом я просто в смятении. Мне ничего не рассказали.
Я нахмурился. Как типично для Арканума обращаться со смертными как с малыми детьми. Приходилось постоянно напоминать себе, что я другой, что для меня обычные люди – не просто дурачки и объект манипуляций, от которого с легкостью можно избавиться. Однако именно так я себя и вел: стоило мне только ступить на землю Сетариса, как я пережевал и выплюнул юного воришку, укравшего мой плащ. Потому что так мне было удобно. Не говоря уже о страже, чей мозг я поджарил, или о докере, пытавшемся отобрать у меня карточный выигрыш. Чарра назвала меня холодным, но, раз мне до сих пор не по себе от содеянного, не все еще потеряно. Я шел по тонкому льду.
Когда я рассказывал о корнях, обвивавших ее во сне, и о статуе, Чарра смотрела на меня, вытаращив глаза от потрясения. Она дрожала, но не проронила ни слова, пока я не закончил. Я решил не говорить о том, что сделали с телом Линаса. Она уже достаточно настрадалась, хватит с нее ужасов.
Вместо этого я рассказал о кровавом колдуне и твари в озере, опустив некоторые подробности о своих подлинных возможностях, поскольку нас подслушивали. Киллиан плохо бы это восприняла, и в нынешнем положении мне не хотелось сердить ее еще больше. На полпути к концу истории санктор вдруг откашлялся. Громко и демонстративно. Я его проигнорировал. Он явно не желал, чтобы жители Доков прознали о том, как ведет дела Арканум.
– …так вот, этот кровавый колдун оказался магом…
Санктор снова покашлял.
Я снова не обратил на него внимания.
– …и, судя по голосу, он из Старого города.
В мое раненое плечо вцепилась рука. Я зажмурился от боли. Это не стражи, они слишком тупы и понятия не имеют, о чем нельзя говорить. Значит, санктор. Его ничем не защищенные пальцы легли на мою шею. Так-так…
– Немедленно прекрати обсуждать эту тему, – взревел он. – Или тебя снова закуют в кандалы.
Я посмотрел на руку, лежащую у меня на плече. А потом медленно поднял голову и встретился с ним взглядом. Мои губы дрогнули в издевательской усмешке, и я открыл Дар, не показывая мучительной боли. Санктор отдернул руку, отпрянул и уставился на ладонь, словно она отравлена. Похоже, он лихорадочно искал в своих мыслях следы вмешательства. Хорошо. Чем больше подозрительности, тем лучше. Порой суеверный страх перед тиранами бывает очень кстати. Я по-прежнему чувствовал магию, таящуюся за Даром, но невидимые тиски сжимали ее и не давали ею воспользоваться. Хотя меня даже в какой-то мере утешало, что магия мне неподвластна, как бы сильно я ни нуждался сейчас в осознании собственного превосходства.
Я облизал губы. В голове гудело, а прилив энергии иссяк, но я не мог больше умалчивать о своих страхах.
– Киллиан… Она сказала кое-что. Болезнь, – произнес я надтреснутым голосом. – И они не смогут тебя исцелить.
Чарра нахмурилась:
– Понятия не имею, о чем она. Я здорова, нет причин волноваться.
– Лгунья.
Она съежилась и отвернулась, разглядывая штукатурку на стене.
– Ты любишь прямые ответы, так вот он: я умираю. Меня предала собственная плоть. Она убивает сама себя, и доктора в белых рясах сказали, что болезнь распространяется по всему телу. – Она поднесла руку к губам и снова закашлялась, а потом уставилась на запачканные кровью пальцы. Она посмотрела на мое испуганное лицо и понизила голос до шепота: – Прости, что не сказала. Когда-то у меня была похожая хворь, и я поправилась. Но не в этот раз.
Мой мир рухнул. Сделка оказалась бессмысленной – мерзавцы, с которыми я ее заключил десять лет назад, не вылечили Чарру, а лишь приостановили развитие болезни.
– Мне так жаль, Чарра. Наверняка ведь можно что-то сделать. Я заставлю Арканум помочь.
Она покачала головой:
– Больше уже ничем не помочь, дружище. Магия не все на свете способна исправить.
С помощью магии целители ускоряли способность организма залечивать раны и бороться с заражением, однако если тело пожирает само себя, любая попытка магического исцеления лишь ускорит конец. Но я не мог с этим смириться.
– Ты ошибаешься, – взревел я. У меня тряслись руки. Я не целитель, но ведь должно быть какое-то средство! – Наверняка есть другой путь. Мы отправимся к Зимородкам, попробуем еще что-нибудь. Они…
– Они пытались, но ничего не вышло, –