В глаза будто песка насыпали, все расплывалось. Я сел, прислонившись спиной к теплой колонне. Веки слипались. Внезапный всплеск интереса заставил их снова открыться. Я пригляделся к осколкам у ног статуи. Под черепками на потрескавшемся мраморе расплылось темное пятно. Пробка из зеленого воска, прилипшая к разбитому горлышку винного кувшина, пробудила смутное воспоминание. Где-то я уже видел такой цвет. Обессиленный и больной, я с трудом соображал, но изо всех сил старался не заснуть – это было важно.

Я со стоном встал, доковылял до статуи и присел на корточки. Черепки все еще покрывала липкая пленка, похожая на красное вино. Я обмакнул в нее пальцы и понюхал. Странный металлический запах. Я лизнул палец. Вкус железа – и магии! Паутину усталости снесло волной алхимической эйфории, я никогда не испытывал ничего похожего. Я чувствовал себя богом! Клянусь Ночной сукой, я только что попробовал магическую кровь. Жизненная сила другого мага струилась внутри моего тела.

Штормовой ветер алхимии разогнал туман в моих мыслях.

– Ах ты, свинячий сын, – зарычал я и схватил восковой диск.

Тот же оттенок, что я видел на складе Линаса. Я швырнул его на землю и раздавил сапогами. Затем набросился на черепки, с наслаждением уничтожая останки. Вот почему убили Линаса – он по неведению ввозил магическую кровь, а когда узнал, чем занимаются контрабандисты, этот добродетельный идиот, должно быть, попытался их остановить. Очень на него похоже. Я шатался и задыхался, судорожно сжимая руки, пока алхимия и чуждая магия овладевали мной, желая разорвать что-нибудь на части. Воздух стал едким и кислым.

Меня трясло от ярости. Я их убью. Уничтожу. Порежу на куски и буду купаться в реках крови. Я ворвусь в их головы и превращу в свои хнычущие игрушки. Я… Нет! Это не я. Я не позволю себе стать тем, что всегда презирал. Это все влияние алхимии.

На меня навалилось ощущение неправильности происходящего. Вместо сладкого цветочного аромата воняло помойкой. Исчез и чистый белый мрамор, сменившись пятнистым губчатым ковром бледного мха. Две кучи вонючего компоста были завернуты в какой-то волокнистый кокон и… Ага. Из-под одной кучи торчала пара подбитых гвоздями сапог, прочная кожа была наполовину съедена. Контрабандисты наткнулись на камнепад и потащили кувшины через эту комнату, но некоторые пали жертвами какой-то древней силы, обитавшей в этом месте.

Чарра мирно дремала, свернувшись калачиком. Из трещин в полу прорастали белые корни и обвивались вокруг нее. Там, где они касались плоти, темная кожа покраснела и опухла.

– Чарра!

Она даже не пошевелилась. Я стал обрывать липкие корни голыми руками, не замечая жгучей боли. Со звуком, похожим на звон натянутой тетивы, другие усики потянулись к моим сапогам. Я открыл Дар, потянулся к силе. В голове взорвалась невообразимая боль.

Едва не лишившись чувств, я рухнул на одно колено, голова звенела от магической отдачи. Я никогда не чувствовал ничего подобного, как будто одновременно вопила тысяча человек. Меня захлестнула бессильная алхимическая ярость.

Я схватил фонарь, разбил его и разлил масло вокруг Чарры. Ступив в круг, я бросил на пол горящий фитиль. Взметнулось пламя, ярко осветив комнату, обугленные корни с почти животным визгом исчезали в щелях в полу. То, что осталось, я оторвал от Чарры и бросил в огонь. Внутри продолжала пульсировать дикая ярость, но убивать больше было нечего. Саднившие ладони горели желанием рвать на куски и… Чарра! Я потряс головой, разгоняя алхимическую дымку. Я так долго боролся с кровожадностью Расчленителя, что это помогло задвинуть подальше алхимические эффекты, сведя их к тупой пульсации безумия где-то в затылке.

Перекинув Чарру через плечо, я осторожно наклонился, чтобы поднять единственный оставшийся фонарь. Текли секунды, окружавшее нас пламя угасало. Нужно было идеально рассчитать время, поскольку второго шанса не будет. Я почувствовал исходящую от статуи враждебность, каменные мускулы зашевелились, и сломанный забытый идол пробудился, обнаружив в своем храме новых незваных гостей.

Прежде чем прыгнуть в огонь, я грязно обругал статую на смешении языков. Земля задрожала, и по мрамору побежали новые трещины. Из моего рта вырвался безумный смех – похоже, она меня поняла. Чарра продолжала блаженно дремать. Я подавил иррациональную вспышку гнева по отношению к ней и проклял алхимическую гадость в своем теле.

Когда пламя почти погасло, к нам снова потянулись бледные щупальца. Крепко сжав Чарру, я прыгнул. Огонь лизнул мои штаны, и вот я уже бегу, стуча сапогами по мрамору и давя цепляющиеся корни. Я едва различал обвалившийся арочный выход из комнаты, свет фонаря безумно метался по стенам, а я молился о том, чтобы он не упал и не разбился о камень, погрузив меня в удушающую темноту. Когда мы миновали арку, я почувствовал сзади чье-то присутствие. Дверной проем содрогнулся от удара.

Оглянувшись, я увидел, что статуя остановилась, как будто не в силах переступить порог, и смотрит на меня с отсутствующим выражением лица. Она неподвижно застыла в дверном проеме, как и положено камню. От ее ног тянулись корни, зарываясь в трещины и в людей, которых она переваривала. Я не собирался ждать, пока она передумает, и как можно быстрее помчался прочь.

Глава 19

Я бежал, не разбирая дороги, только бы подальше отсюда. Чарра у меня на руках становилась все тяжелее и, казалось, уже весила как свинец. Я прерывисто дышал, хватал ртом воздух, мышцы дрожали и горели. Та фальшивая сила, которую придала мне толика алхимии, быстро гасла, оставляя липкое тошнотворное ощущение во всем теле, напоминающее похмелье. Мощный был препарат. Но я заставлял себя двигаться, чтобы побыстрее увеличить расстояние между нами и той тварью.

Взмыленный от пота и с горящими ранами на плече, я поскользнулся, скатился по лестнице, а потом, шатаясь, перебрался через подземный поток, бежавший по полуразрушенному коридору. Я ударился головой о низко свисающий сталактит, и на миг все вокруг затуманилось. Мы упали, и я сильно ушиб колени, пытаясь защитить от удара оземь Чарру и фонарь.

Уложив ее на сухое место, я свалился рядом с ней на пол, моя грудь тяжело вздымалась. Мы, должно быть, уже достаточно далеко от той твари. Хорошо бы, потому что я мало что сейчас мог. Заднюю стенку горла