– Однажды я это пережил, значит, могу еще раз. – Я постарался заменить бравадой унизительный страх. – Возьмешь кого-нибудь из своих дюжих охранников?

Она покачала головой:

– Нет, в узких туннелях они будут только мешать. Я не могу просить их рисковать жизнью там, внизу. А я уже отработанный материал и точно знаю, на что иду.

Она что-то скрывала, но в последние несколько часов я и так слишком часто на нее давил. Когда мы добрались до храма, я спрятал алхимическую бомбу в выемке стены. Если она взорвется среди этих проклятых руин, никто хотя бы не погибнет. Я точно не собирался брать ее с собой в подземелье. А вдруг я поскользнусь и упаду? От этой мысли по спине побежали мурашки.

В зловещей тишине с крыш за нами наблюдала целая стая корвунов. Это было неприятно, но не шло ни в какое сравнение с темным узким входом в Костницу, грозившим поглотить меня целиком. От одного взгляда на него меня прошиб холодный пот, и я уже собирался сделать еще глоток бодрящего виски, поднеся фляжку ко рту, но Чарра схватила меня за руку.

– Тебе нужно сохранять ясный ум, – прошипела она, вырывая у меня флягу и затыкая пробкой, после чего убрала ее подальше. – Выпьем, когда все закончится.

Я уставился в зияющую тьму. Стены удушающе сжимались вокруг. Во рту пересохло, я попятился, но приказал себе остановиться. Бежать я не мог – недаром же Линас перед смертью послал мне видение Костницы. Он просил поискать ответы под землей.

– Бродяга, – сказала Чарра, тяжело положив руку мне на плечо. – Эдрин, ты мне нужен, но если придется, я пойду туда одна.

Я покачал головой:

– Стой. Ты же знаешь, что это безумие. – Я сделал глубокий, очищающий сознание вдох. – Там слишком опасно. Там нужна магия или армия.

Она это прекрасно знала и просто молча поправила пристегнутый к поясу короткий меч. Мы оба знали, что я не отпущу ее одну. Мне просто требовалось время, чтобы препоясать чресла на брань, что бы это ни значило. Я толком не понимал этого выражения, но смутно представлял что-то вроде оборачивания подола мантии вокруг паха, чтобы член не болтался рядом с острой сталью. Вот бы я мог сделать что-то подобное со своим воображением. Так странно думать, что во времена древнего Эшарра мантии были обычной одеждой. В землях Сетарийской империи по закону их могли носить только маги и жрецы и…

– Бродяга!

Я моргнул, вынырнув из отвлеченных размышлений:

– Точно. Да. Твою ж мать. Пошли.

Я поднял фонарь и, не оглядываясь, зашагал в туннель. Если бы я обернулся и увидел сужающийся круг света, моей храбрости пришел бы конец. Поэтому я сосредоточился на свете впереди и последовательном перемещении ног. И главное, на Чарре, Линасе, Лайле и причине, по которой снова оказался в этих вонючих катакомбах, куда поклялся никогда больше не ступать.

Потный лоб холодило легким стонущим ветерком – промозглым дыханием Костницы. Меня поглотил туннель из древних каменных блоков. Свет от входа почти погас, и я замедлил шаг, задыхаясь, ручка фонаря стала скользкой. Я не могу. Я должен вернуться…

– Я когда-нибудь рассказывала, почему сошлась с Линасом, а не с тобой? – спросила Чарра.

Она не рассказывала, и сейчас звук ее голоса был очень кстати.

– Нет.

Слова застревали в горле, и я не мог больше ничего произнести, но она все равно продолжила, давая мне возможность на чем-то сосредоточиться. Мне требовались все силы, чтобы идти дальше.

– Он был довольно милым, добрым и смешным, но главное, с ним я чувствовала себя в безопасности. Он не такой, как мы с тобой.

– Невинный? – прохрипел я.

– Нет, конечно. Как бы он мог им остаться, проведя столько времени с нами? Скорее, в глубине души он просто не понимал смысла лжи и предательства. Тебе ясно, о чем я?

– Да.

Я и сам сильнее всего ненавидел в Аркануме именно это. Ее голос был успокаивающим и близким, несмотря на годы разлуки.

При каждом шаге под ее сапогами хлюпала грязь.

– Для меня это стало живительным. Его мир был намного лучше нашего. Такой яркий и светлый. Полный надежд, в то время как мы всегда ожидали от людей худшего.

После того, что ей пришлось пережить, кто-то мог бы назвать ее испорченной и сделать вывод, что именно поэтому она искала для себя безопасности. Но на самом деле она просто поняла, что Линас создан из чего-то более тонкого и прекрасного, чем мы. И для нее это было все равно что найти клад, пусть они и продержались недолго.

– И за все эти годы ты не могла просто сказать мне? Ведь я спрашивал тебя раз двадцать.

Мы оба знали, что я никогда не был в нее влюблен и даже не хотел ее в этом смысле, за исключением мимолетных мальчишеских желаний – это было бы противоестественно и разрушило бы нашу дружбу. Нет, мы были семьей, и я просто любопытствовал, а она любила держать все в себе – не самое лучшее сочетание.

– Значит, я просто такая же скованная, как ты, – ответила она. – И к тому же ты здоровенная, уродливая, мрачная сволочь.

Я расхохотался. Я смеялся в этой клаустрофобной яме! Паника отступила, превратившись во внутренний крик.

– Я скучал по тебе, – признался я, пробираясь вперед. – И просто для сведения: на мой вкус, ты всегда была слишком худой и чересчур грязно ругалась. Это совсем не привлекает.

Туннель свернул направо и привел к остаткам древнего, покрытого слизью погреба, заваленного гнилыми отбросами.

Он слишком походил на комнату, в которой я когда-то был заперт, только здесь имелось два зияющих выхода. Туннель со стенами из костей справа от меня шел вниз, вырубленные ступени спускались в глубины базальтового холма. Я замер, руки тряслись, свет фонаря плясал по стенам. Чарра протиснулась мимо меня и склонилась, разглядывая пол. В большинстве следов, ведущих вниз, стояла вода, и по обеим сторонам тянулись длинные царапины – здесь что-то тащили.

Чарра пошла по следам, отделившимся от остальных, они вели влево, к входу в другой туннель, гладкий и явно созданный не человеком, а каким-то странным природным процессом. Вдоль стены тянулись пустые ниши, в которых когда-то покоились черепа, но мне показалось, будто их специально раскололи и разбросали по полу. Следы закончились у входа, где грязь была изрыта более свежими отпечатками. Не