При этом действительно хочет со мной общаться, но помимо искренней симпатии тут есть и другие причины. Сейчас наши отношения основаны на взаимной выгоде. Мы оба знаем, что когда-нибудь сможем дружить просто так. Но не сейчас.

Естественно, князь Назаров попросил её намекнуть мне, что императорская семья одобрит брак его дочери с князем Каменским. И сделал он это даже не сегодня.

– Вот скажи мне честно, Ася, – задушевно говорю я. – А твой дядя Витя, в смысле князь Назаров, и императору обрисовал выгоду моего брака с Ольгой Викторовной?

Её высочество пожимает плечами и ехидно выдаёт:

– Думаю, ещё нет. Думаю, дядя Витя начал с меня. Но он правда хороший человек, Ник.

Киваю:

– Только скользкий.

– Это не так уж плохо, – подмигивает Анастасия. И вдруг резко меняет тему: – Я хотела тебя спросить. Ты же каждый день видишь Макса Горчакова. Скажи, тебе не кажется, что после болезни он сильно изменился?

Отвечаю нейтрально:

– Ну, после болезни все меняются. Ему здорово досталось.

– Видимо, сильно повзрослел от пережитого, – с досадой говорит Анастасия. – Знаешь, раньше Макс смотрел на меня… ну, как мальчишки смотрят на настоящее оружие, понимая, что в руки не дадут, а очень хочется взять. Он всю жизнь в меня влюблён, – хмыкает она. – Это было приятно, хотя и бессмысленно.

– А теперь?

– А теперь неприятно. Как будто он меня ненавидит за то, что я достанусь не ему.

Во время испытаний в лабиринте военного лагеря – последнего экзамена в Императорское училище – на Макса Горчакова напал дух дракона, заключённый в моём Шанке.

Шанк прятал сумку в вентиляционной шахте лабиринта, откуда она и упала под ноги Макса. Тот, естественно, сумку подхватил, а божественная длань кинулась защищать свои сокровища… Дух есть дух, он даже прикоснуться к парню не смог, но полыхнул яростью. А перепуганный Макс не рассчитал силы, попытавшись его ударить. Получил магический откат, а в результате – разрушенные эфирные каналы и едва тлеющий источник. Парень выгорел. Это невосстановимо.

Но первого сентября Макс Горчаков пришёл на занятия в училище полным сил и эфира. Чудесное выздоровление.

Только чудес не бывает.

– Он стал злым… – медленно объясняет Анастасия. – Раньше был просто агрессивным и вспыльчивым, не больше. А теперь его как будто подменили. Мне от его взгляда спрятаться хочется, понимаешь?

Понимаю.

И отлично понимаю, что Анастасия не жалуется мне на нашего общего знакомого Макса Горчакова.

Она…

…предупреждает меня.

⁂

В училище я вылавливаю Палея и аккуратно расспрашиваю его о Максе.

Имею право: во-первых, я единственный свидетель того происшествия в лабиринте. Потому едва сумел снять с себя подозрения, что я и виноват в том, что он потерял дар. Во-вторых, родители Горчакова ненавидят меня даже после того, как я прошёл допрос у менталиста, подтвердившего, что моей вины нет.

Конечно, на мне стоит блок – печать Высшего, не позволяющая меня прочитать. Однажды заместитель инквизитора Никраса Борха заявил, что заглядывать мне в голову – всё равно что смотреть в задницу дракона. Но на допросе я показал менталисту всё, что его интересовало. Точнее, что я сам посчитал правильным ему показать.

Только графа Горчакова это не удовлетворило. Тем более что буквально через несколько дней из его сейфа пропал артефакт британской короны, взятый напрокат для лечения Макса. Вместо артефакта в сейфе обнаружилась сумка моего Шанка, и меня арестовали…

Артефакт я нашёл в разломе, Шанк подкинул его в сейф, но старший Горчаков своего мнения обо мне не изменил.

Как и младший.

По крайней мере со мной он не разговаривает вообще, что довольно трудно, когда учишься в одной группе.

– Ну что Макс… Макс как Макс. – Палей отводит глаза.

– Точно? Мне показалось, что вы с ним больше не дружите.

– Ну, я так-то всегда больше со Львовым дружил, – поясняет Палей. – А теперь вот вы появились.

Он врёт.

Прекрасные у него были отношения с Максом Горчаковым, и именно дружеские. Это было видно ещё тогда, когда они вдвоём приехали в военный лагерь.

И вряд ли они испортились из-за нас, даже из-за общения Палея с Токсином, которого Макс ненавидит. Если бы так, Палею пришлось бы метаться между двух огней. А ничего подобного я не замечаю. Больше того, Горчаков и Токсина больше не задевает. Вообще никак.

– Серж, а если честно? Я же вижу, что-то не так.

– Ну… – Палей вздыхает. – Ну ладно. В общем, Макс больше ни с кем не дружит. Даже с Коляном Юсуповым. Юсупов у него теперь просто на побегушках. А на меня ему вообще плевать, – говорит он с обидой. – Да и не очень-то хотелось!

И опять врёт. Он очень переживал за Макса, был очень рад его выздоровлению.

Спрашиваю:

– Тебе это не странно?

Палей кивает:

– Странно, да. Макс… он неплохой. Ну бывает придурком, так кто не бывает. А сейчас он, знаешь, как будто с войны вернулся. Я читал о таком. Когда с людьми случается что-то страшное, они могут типа перегореть. Духовно. Становятся злые, ко всему безразличные. Но я не знаю, чем тут помочь… А ты? – спрашивает он с надеждой.

Развожу руками и тоже вздыхаю.

Палей рассуждает верно, но Макс Горчаков не был на войне.

И он действительно перегорел – перестал быть магом. А потом восстановился.

А ведь я знаю, как может случиться такое чудо.

«В империи есть немало людей, готовых хорошо заплатить за артефакты, сделанные из чужого источника».

Колдун торговал чужими источниками. Делал из них артефакты невероятной силы и возможностей.

Я практически уверен: если есть способ забрать у одарённого источник эфира, то есть способ и пересадить его кому-то другому.

У меня уже была мысль, что граф Горчаков пошёл на этот шаг. И внутри его выгоревшего сына сейчас чужой источник.

Ведь других вариантов нет.

Кстати, майор Зверевич, куратор первокурсников, тоже не сводит с Макса Горчакова глаз. Очень внимательных и озабоченных глаз.

Глава 22

Где-то в Тверской области

Группа Стаса Кулагина

Князь Назаров действительно ничего не знал о своих пропавших воспитанниках. Но, поскольку это был не первый случай побега из его школы, ничуть о них не волновался. Обычное дело: хотят заработать, потому что стипендия – их единственный доход. Но у этих не выйдет. Назаров имел обширные связи в самых разных кругах общества. И давным-давно воспользовался ими, чтобы иметь уверенность: его первокурсники не попадут ни в одну бригаду чёрных охотников. Так что пусть погуляют. Но объявить их в розыск всё же следует.

Разумеется, он оказался прав.

Почти.

Стас Кулагин увёл своих товарищей из школы сразу после несостоявшегося государственного переворота. Ясно же, что в такой момент их искать не будут. Полиция занята отловом членов «Свободного братства», никому нет дела до сбежавших кадетов.

Подготовка влетела в копейку, хотя запасались экономно: минимум сменных шмоток, сухпайки, необходимые зелья. Плюс левый смартфон, который удалось оформить на доброго человека, наврав про больную мать и потерянный паспорт. Но основной бюджет ушёл на покупку крутого пауэрбанка. Смартфон заряжали только тогда, когда нужно было сделать звонок. Свои смартфоны, понятно, не брали – их могли отследить.

Но даже самые неприхотливые, здоровые и выносливые люди устают от длительной жизни на природе. Если, конечно, они не какие-нибудь опытные геологи или двинутые туристы.

Что уж говорить о восемнадцатилетних пацанах.

– Достало! – взрывается Игорь Чацкий и добавляет матерную тираду. – Не могу больше кашу жрать!

Он отшвыривает гнутую алюминиевую ложку. Та приземляется в кустах, и все пятеро назаровцев провожают её мрачными взглядами.

– Встал и подобрал, – приказывает Стас Кулагин. Он командир, парни давно и безоговорочно признали его лидерство.

Но несколько недель в палатке, на поганом дешёвом пайке – почти впроголодь! – меняют многое. Особенно когда всё это бессмысленно.

– Потом подберу, – огрызается Чацкий.

– Я сказал – подбери! – повышает тон Кулагин. – Сейчас. Или подберу я, а ты будешь жрать тем, что сам себе вырежешь. Вон – из ветки.

Чацкий смотрит на него зверем, но встаёт и шарится в кустах в поисках ложки.

– Может, переночуем всё же разок в городе?