Матвей покачнулся, видимо, потеря крови была существенная, слишком много жизненной силы забирал Радим. И тут он почувствовал, как штурмовой костюм промокает, что-то теплое и вязкое медленно заливалось под него. Повернув шею, он увидел лежащего в шаге от него алого медведя, у которого из дыры в башке текла почти черная кровь, и было ее в этой туше куда как больше, чем у Ворота.

Радим вытянул правую руку и погрузил в неё пальцы. Та тут же стала испаряться. Он почувствовал, как резко ускорилось лечение, не прошло и пяти минут, как боль стихла окончательно.

— Охренеть, — выдал Иван. — Это что сейчас было?

Радим сел и запустил собственный диагност. Он был полностью здоров. Подняв глаза на ошарашенного Платова, он тихо поинтересовался:

— Мы тут закончили?

— Закончили, — улыбнулся Шайтан.

Глава 9

Погорячился Платов с фразой «закончили», еще два часа пришлось торчать возле туши алого медведя, накрытой брезентом, чтобы его на сувениры не растащили.

С помощью недо-БАТа, который пригнали рогвардейцы, расчистили посадочную площадку, на которую спустя два с половиной часа села транспортная вертушка. Солдаты на руках, с помощью подручных средств дотащили неведомого зверя до борта, загрузили четверых своих раненых, которых мишка сильно помял, ну и Платова с парнями, и уже через пару минут, подняв в воздух тонну пыли и камней, МИ8 устремился вверх, оставив Радима одного на импровизированной взлетке.

Он устало добрел до Тигра и, усевшись на порог, раскочегарил электронку.

— Что дальше, товщ лейтенант? — глядя на ободранного, изгвазданного ФСБшника, робко поинтересовался водила.

— Верните, откуда взяли, — попросил Вяземский, — и дальше наши дороги расходятся.

— Принято. Докуривайте, и поедем, пятнадцать минут, и вы на месте.

Радим кивнул и прикрыл глаза. Надо сказать, демоническая кровавая жизнь показала себя на пять с плюсом. Он сильно сомневался, что мужики смогли бы его вытащить, даже с тремя рунами здоровья, слив в них весь резерв. Вот только крови для нее требовалось много, он ведь Шарова едва не выпил, тому за полминуты так поплохело, что он все два часа до вертушки в себя приходил.

Отшвырнув стик в сторону, Радим забрался в салон. Теперь, когда он остался один, нужды в десантном отсеке больше было. Увидев сидение, покрытое обычной пленкой, он только усмехнулся, и спокойно уселся на шуршащий целлофан. Ну а что, изгваздался он смачно, а бойцу потом отмывать, так что его можно понять. А так, пленочку скрутил, и под сиденьице убрал, на будущее, вдруг еще каких грязнуль повезет.

— Товщ лейтенант, — не выдержал парень, — а что там за зверь такой был? Пыж, — он мотнул головой в сторону сидящего рядом бойца, — по нему всю ленту двенашки бронебойно-зажигательной до последней железки прямо в бок положил, а ему хоть бы хны. Да что двенашка, я видел, как тридцатимиллиметровка рикошет дала.

— Боец, ты же знаешь, что я отвечу?

— Не твоего ума дело, — обреченно вздохнув, отозвался парень. — Но попытаться можно было.

— Ну, вот видишь, ты сам все знаешь, — прикрыв глаза, ответил Радим. — За попытку расширить кругозор и унять любопытство, зачет.

— Как вы его грохнули, тоже не скажете?

— Конечно, нет, — отозвался Вяземский. Дальше ехали молча.

Выгрузившись у уже почти родной калитки, Радим, пошарив в траве, нашел ключи и прошел внутрь. Ящики с оружием из прихожей уже исчезли, на кухне тоже было чисто, посуду вымыли еще ночью. Радим быстро достал из рюкзака свою одежду, грязный, рваный штурмовой костюм запихнул в мусорный мешок. Приняв ледяной душ, который его хорошо так взбодрил, он переоделся и, оставив на столе записку с благодарностью за гостеприимство, пять тысяч и ключи, с помощью руны сокрытия прошел сквозь дверь. Правда, вот калитку ему никак не запереть, но тут уж ничего не поделать. Выгнав свой вранглер на дорогу, он, заперев ворота, кирпичом поджал дверцу, чтобы не открылась.

— Домой, — усаживаясь за руль, довольно бодро произнес он.

Спустя час его вездеход уже заезжал в ворота загородной усадьбы.

Прежде чем бухаться в кровать, он достал мобильник и набрал генерала Гладких, тот ответил почти мгновенно.

— Здравия желаю, — поприветствовал Радим номинальное начальство.

— И тебе, лейтенант, не хворать. Я уже все знаю, доклады целый день идут. Зомби? Целый город зомби?

— Да, — подтвердил Вяземский. — Выживших, кроме кошаков, нет. Ведьма самоуничтожилась, и больше проблемой не является.

— Ты зачем город разрушил? — с какой-то грустью пошутил генерал.

— Я случайно, ваше благородие, — отшутился Радим, — обещаю, больше не повторится. А вообще все пошло по такому плохому сценарию, что чудо, что мы не получили куда больше проблем. Все, Олег Петрович, я спать, многое сложилось неудачно, и, наверное, в этом есть отчасти моя вина, но что сделано, то сделано.

— Отдыхай. Мне уже звонили из Москвы, сам директор набрал, велено тебя не пытать. Дело по деревням опустевшим закрыть, в связи с отсутствием состава преступления, экология во всем виновата, мрут людишки.

— Что-то вроде этого я и ожидал, — согласился Радим и, достав из холодильника бутылку пива, свернул крышку. — Доброго дня, Олег Петрович.

— И тебе, — ответил генерал, после чего в трубке повисла тишина.

Радим отнес вещи в дом, изорванный штурмовой костюм он спалил в чаше для костра на улице, просто запустив туда небольшим огнешаром. Попивая пиво и закусывая его холодными сосисками, он быстро нарисовал портрет ведьмы, которая хулиганила в зазеркальном Заринске. Получилось недурно. Отправив его Старостину и Светане с просьбой пробить, кто такая, набрал Ольгу.

— Живой, — чуть ли не ревя, в трубку выдала она, не дав сказать ему даже слова.

— Ты чего? — удивился Радим. — Не понимаю, откуда такая реакция?

— Я ж в прямо эфире видела, как этот зверь тебя сшиб, как кровь у тебя изо рта текла, как мужики колдовали. Тут Старостин меня заметил и выгнал из переговорной, потом, правда, прислал сообщение, что все в порядке, ты жив. Издергалась, места себе не находила, на Пряхина сорвалась, когда он сунулся ко мне с рунами. Потом Платов с командой вернулся, я Шарова к стенке прижала, и все из него выбила. Он поначалу запирался, но потом сдался и сказал, что здорово тебя поломало, половина травм несовместимые с жизнью, вторая половина — готовый инвалид. Я места себе не находила, а ты все не звонишь, я бы сама тебя набрала, но полковник запретил беспокоить.

— Я Шарову точно язык отрежу, или руну немоты наложу, пусть недельку походит, болтун, блин.

— Не надо,