У дома Арама Николаевича мы оказались, когда вечерние сумерки еще не перешли в ночную тьму. Конечно же, к этому времени совмещенная с мастерской и жильем лавка была уже закрыта. Электрический звонок почему-то не работал. Пришлось колотить в дверь кулаком, причем долго. Даже появились неприятные мысли о том, что придется уходить отсюда не солоно хлебавши и тратить целый день на решение проблемы, с которой я планировал справиться за ночь. Олег Остапович очень хотел моего присутствия на собрании старейшин. Пришлось огорчить старика, но я пообещал быть завтра вечером на общей сходке капитанов. Так что причина нервничать у меня была, но, к счастью, хозяин лавки все же оказался дома.

– Кто там? – послышался из-за двери настороженный и немного испуганный голос.

– Арам Николаевич, это я, Степан.

Тут же защелкали замки, дверь рывком распахнулась, и старый часовщик бросился меня обнимать.

– Степа, дорогой, как я рад! Спасибо, что приехал так быстро!

Обычно о части армянской крови в часовщике напоминало лишь имя, но, когда он волновался, по его же словам, становился похожим на дедушку, в честь которого и был назван. Даже акцент прорезывался.

У меня появилось странное ощущение, что встретивший нас на пороге человек не очень-то хочет возвращаться в свой дом. Так что пришлось его немного подтолкнуть:

– Давайте зайдем внутрь и там вы расскажете, что опять учудили.

Страх перед собственным жилищем на лице Армена Николаевича сменился явным нежеланием рассказывать мне о содеянном. А ведь придется, если он, конечно, хочет, чтобы я поучаствовал в исправлении его оплошности. То, что это оплошность, а не какая-то серьезная беда, понятно по отсутствию рядом поста городовых. Да и хозяин дома все еще здесь, а не в подвалах бесогонов.

Я в этой лавке далеко не в первый раз, поэтому привык к местным чудесам, а вот Диму неслабо так накрыло: он осматривался с совершенно детским выражением на лице и немного приоткрытым ртом. Окружающее было таинственно полускрыто слабым освещением и выгодно подзвучено тиканьем сотен часов. Даже будучи немного не в себе, часовщик не преминул прихвастнуть перед новым знакомым. Диму он знал заочно, поэтому обошлись без представления, ограничившись приветственными кивками.

А может, Арам Николаевич хотел отвлечь меня и немного смягчить перед явно неприятным разговором. В общем, он дернул заветный рычаг, и лавка ожила. К минимальному освещению добавилось сияние завращавшейся люстры, а из малых воротец в дальней части прилавка вынырнул паровозик. Он пробежал по встроенной в столешницу колее и исчез за воротцами на другом конце прилавка. На полках задвигались механические птицы и замахали ручками меленькие человеческие фигурки. Затем феерия красок, бликов и движения стихла. Часовщик вернул рычаг в прежнее положение, и тиканье часов показалось эхом этого маленького представления.

– Полегчало? – со слабо скрываемой иронией спросил я.

– Полегчало, – кивнул Арам Николаевич. – Может, чаю?

– Сначала дело, а потом будем чаи чаевничать и разговоры разговаривать. Не томите, Арам Николаевич. Ночь на дворе.

Часовщик вздохнул и жестом предложил нам присесть на диванчик у стены. Сам же подтащил табурет и присел, как школьник перед аттестационной комиссией.

– Прости, Степан, я нарушил данное тебя обещание.

– Вы опять сотворили кадавра? – спросил я, используя термин, который узнал от него же.

В ответ часовщик лишь обреченно вздохнул.

– Рассказывайте, что изваяли и зачем.

Упреки здесь совершенно бессмысленны. Судя по напряженной растерянности мастера, он сам себя поедом ел.

– Прости, не удержался. Понимаешь, мне покоя не давал один нюанс. Помнишь, я говорил, что возможности некоторых моих кукол при подселении духа превышали то, что было заложено конструкционно? Ну не могло у них быть такой подвижности! Там даже соответствующих тяг нет. А еще ты со своими снами…

– Значит, я виноват?

Мое возмущение заставило старика замахать руками:

– Нет, что ты! Просто поясняю, почему так получилось. Все сошлось одно к одному, и сдержаться на удалось.

На что именно намекал часовщик, мне было понятно и без уточнений. Сам поделился с ним своими странными снами, в которых мобили и другие устройства превращались в железных людей и монстров. Даже вспомнилось название: трансформеры. Память чужака все еще давала о себе знать, но в основном короткими приступами наития и вот такими малопонятными и сумбурными снами. Кто же знал, что мои рассказы толкнут часовщика на нарушение уговора.

– Ну и что у вас получилось? – спросил я и тут же удрученно покачал головой, когда заметил восторг, вспыхнувший в глазах Арама Николаевича.

Он даже не заметил моего негодования и, растеряв виноватое смущение, принялся рассказывать:

– Часы, превращающиеся в паука!

Час от часу не легче! Не то чтобы я, уподобляясь тетушке Агнес, панически боялся пауков, но все же испытывал к ним некое опасение, смешанное с легкой брезгливостью.

– Я специально сделал устройство способным лишь выпускать из себя ножки и становиться на них ровно. Ни ходить, ни тем более бегать оно не могло! Сочленения сделал с большой подвижностью, а вот тяг и шестерен для передачи необходимой механической энергии от пружины на лапки я специально не проводил. Только раскрытие и сворачивание. Для приманки использовал руну призыва и привязки.

Название освоенных часовщиком рун он придумывал сам. Да и уверенности в том, что все так, как кажется, ни у кого из нас не было.

– А он взял и побежал, – предположил я, решив прервать восторженные речи часовщика.

– Не сразу, – тут же смутился старик. – Три дня отлеживался на подоконнике. Затем я успокоился и пожалел о своей дурной затее. Отнес часы в мастерскую, чтобы разобрать от греха подальше, а он меня укусил и сбежал!

– Так, стоп. Как укусил? Чем?

– Жвалами своими.

– Вы зачем ему жвала сделали? – спросил я, отогнав ненужную мысль о том, что у пауков жвала вроде называются хелицерами.

– Он же должен быть похож на паука, – с убежденностью, которую я совершенно не разделял, заявил часовщик.

– Так, об этом позже. – Я снова постарался погасить раздражение от действий еще одного впавшего то ли в детство, то ли в маразм старого исследователя. – Где он сейчас? В мастерской?

– Да в том-то и дело, что я не знаю. – Вот теперь его энтузиазм улетучился окончательно, обнажив застарелый страх. – Две ночи не сплю. Вдруг в спальню залезет и жилу мне перегрызет? Или вообще дух переселится в меня?!

Эва как его качает от исследовательской горячки к суеверному страху. Хорошо хоть живет