– Заяц, линем тебя по хребту, ты куда-то торопишься?

Мой юный ватажник чуток подскочил в кресле и в попытке развернуться вильнул рулем. Катер качнуло, и я поспешил приказать:

– За рекой смотри, чудила!

Андрей быстро опомнился и вернулся к ответственному вождению, но при этом опасливо втянул голову в плечи, явно ожидая вполне заслуженного подзатыльника. Правда, не понятно, с чего бы это: я никогда не позволял себе рукоприкладства, а когда Заяц сильно косячил, гонял его на татами. Ну а если не доходило или косяк был особо заковыристым, отстранял от походов – это для него самое страшное наказание.

– Ты зачем движки насилуешь? Какой ход самый щадящий, особенно вниз по течению?

– Средний, – пискнул незадачливый кормчий, который в общем-то неплохо справлялся с катером.

– А ты что выдал? – Не дожидаясь ответа, я приказал: – Иди проверь движки.

Когда кресло освободилось, я с удовольствием взгромоздился на него и, ерзая пятой точной, устроился с максимальным комфортом.

Красота! Потянув за рычаг, я снизил ход с полного до промежуточного положения между полным и средним, и проделал это с некоторым сожалением. Самому хотелось разогнаться до самого полного, но сейчас среди тех, кто не спит, я самый взрослый, несмотря на то что Дима старше на пару месяцев. Но я все же понимал недовольное сопение друга, которому не досталось ожидаемой порции радости. Ничего, потерпит. Сейчас фарватер не самый легкий, но затем Припять разольется в спокойном русле, и можно будет вернуть ему штурвал. Кстати, Гордей согласился сделать малое рулевого колесо только с условием, что все ватажники по-прежнему будут называть его как положено на полноценных ушкуях. С одной стороны, все эти заморочки немного раздражали, а с другой – я, особенно после прошлой ночи, понимал, что времена ушкуйников уходят. Если старики не привирали, то раньше походы в деревни язычников редко когда проходили без гибели кого-то из ватаги, а сейчас если раз в пару месяцев кто и гибнет, то это прям большое событие.

В Центральных княжествах, особенно ближе к степи, давно уже и леса вырубили и духов разогнали, а наши лесные князья особо в дебри не лезут. Да и зачем им? Как там это латинянское слово? Во, урбанизация! Городские живут в своих коробчонках, и дел до диких просторов им нет. А еще есть такое слово, как прогресс. Теперь не нужно выводить в поля между городом и чащобой кучу народа с косами, со всем справлялись мужики с сильным духом в железных, освященных церковниками паровых тракторах. В наши времена голод городу точно не грозит. Да и Пинск в основном кормится с торговли.

В общем, сейчас у лесорубов работа будет поопаснее, чем у ушкуйников, но там в основном нанимают язычников, которые знают, что и как делать, чтобы леший не осерчал, да и вообще вольные духи стараются держаться от города подальше. Исключением являются те паразиты, которых мне приходится выковыривать из бесноватых. Да и то в последнее время меня терзают подозрения, что даже они залетают в город не совсем по своей воле.

Заметив мою задумчивость и, возможно, немного обидевшись за невнимание, Дима ушел к такому же разобиженному Зайцу. С одной стороны, можно было и не рычать так на парней, а с другой – дай им волю, так и до беды недалеко. Река дурной лихости и ошибок не прощает. Причем все это касается и меня. Забивать себе голову этими мелочами я себя не стал, тем более где-то через часик у нас обеденная остановка на давно облюбованном островке. Таких мест было три, в зависимости от маршрута.

Как и предполагал, пикник на потрясающе красивом полуостровке подействовал примиряюще, и казавшиеся благостными благодаря яркому солнцу прибрежные заросли часто оглашал дружный смех. Даже Акира позволил себе сдержанную улыбку, наблюдая за нашими дурачествами. Скорее всего, выглядели мы со стороны сущими детьми. Увы, я начал замечать, что маску взрослого получается снимать все реже и дается это все труднее.

Закончив обедать, мы отправились дальше. Я позволил Диме немного порулить, но как только вдали появлялись идущие навстречу грузовые пароходы, сразу же выгонял из кресла временного кормчего. За тыл можно было не опасаться – на реке таких же быстрых судов пока не было, так что обгонять нас некому. На этот раз навстречу попался знакомый пароход купца Крупинина, и капитан приветственно погудел. Прозвучало басовито и солидно. В ответ я потянул рычаг баллона со сжатым воздухом, и через особую трубу выдал короткий ответ. Теперь мне не было стыдно за автомобильный сигнал, который поначалу стоял на катере. Получилось хоть и не так протяжно, как у знакомца, но зато громко и задорно. Да так, что в ушах зазвенело.

К Турову мы добрались уже на закате. Время поджимало – заваливаться в гости в темноте как-то не совсем прилично, так что я быстро договорился с начальником ночной смены портовой службы и, оставив на катере Андрюху под присмотром Акиры, вместе с Димой отправился искать извозчика. Мой друг вообще напросился в эту поездку, напомнив мое обещание познакомить его с Арамом Николаевичем. Зря я так красочно описывал ему чудесные диковинные штуки, которые видел в лавке часовщика. Попытка пояснить, что у старика явно что-то случилось и зовет он меня не на блины, лишь усугубила настойчивость друга:

– Значит, в круг ушкуйников мне можно, а в центр стольного града, где на каждом углу по три городовых шатаются, нельзя? Давай договоримся, – вдруг перешел он с укоризненного тона на деловой, – ты берешь меня с собой в Туров, а я больше не буду проситься на охоту.

Под «охотой» в наших разговорах подразумевалась ловля бесноватых. Вообще-то, он прав и за нашу безопасность можно особо не переживать. Даже если Николаича за мягкое место взяли бесогоны, то тоже не беда – мне удалось чуть ли не зубам вырвать у Аркаши бумажку, в которой написано, что я плотно сотрудничаю с Пинским отделением братства Скорби. Что же касается простых бандитов, то наше княжество было подчинено Туровскому, поэтому разрешение на ношение револьвера распространялось и на стольный град, хотя выписавший его дьяк городовой управы особо указывал, что лучше бы я оружие из города не вывозил. Но то было предупреждение на словах,