суставах с каждым ударом сердца. Скорее всего, сжег, когда плавил стекло.
За два шага оказался у комода и уже обильно смазывая руки заживляющей мазью. Приятная прохлада заставляла боль медленно отступать. Наблюдая за грудной клеткой своей союзницы я видел… Ничего? Холодок пробегает по всей спине к крыльям.
– Ну же, Мангуст. Это была бы слишком легкая смерть для тебя.
Сонная артерия на шее. Пульс нитевидный, едва прощупываемый. Хорошо. Приоритет номер один – остановить кровь.
Правой рукой я мгновенно извлек из ножен на бедре короткий клинок и одним аккуратным движением разрезал куртку с рубашкой в месте огромного темного пятна на ее левом боку. Запах паленого мяса и крови сразу ударил в нос, заставляя поморщиться.
Стрела Корвуса оставила уродливую борозду: рваную, обугленную, с оплавленными краями. Темная кровь сочилась струйкой. Взорвавшийся шифер оставил на ее теле десятки мелких ранок, некоторые были с торчащими осколками. Кровь сочится из многих.
Нужна давящая повязка. Оторвав кусок от простыни, накладываю ткань прямо на всю область раны и начинаю давить ладонью всей тяжестью своего тела.
– Очень надеюсь, что твои ребра выдержат. – Воспоминания начал затягивать на меня в кошмары прошлого. Нет. Этого не будет. Она сегодня не умрет. Не так. Мангуст спасла мне там, на крыше. Я помогу ей сейчас здесь.
Отсчитывая в уме, я продолжал оценивать дыхание и пульс – не ухудшалось. Уже хорошо.
Спустя бесконечные пять минут аккуратно приподнимаю край ткани – кровь все еще течет. Проклятье. Придется прижигать. Натягивая одну перчатку грубая ткань впивалась в волдыри побуждая шипеть от боли. Скрипя зубами, я проклял всех мыслимых и немыслимых богов, но уже за пару секунд пальцы и ладонь раскалились до половины максимальной мощности.
Прижигаю точечно, только те участки, которые кровоточат. Каждое прикосновение сопровождалось коротким, зловещим шкворчанием и струйкой едкого дыма. Тишину комнаты нарушали эти жуткие звуки и густой запах жареной плоти. Хорошо, что Кай без сознания.
Последнее шкворчание смолкло, оставив после себя звенящую тишину и призрачное эхо в ушах. Теперь бы обработать. Метнувшись за полотенцами, бинтами и тазом чистой воды, я начал аккуратно смывать крупные загрязнения, видимые на поверхности. Вокруг ран наносил очень тонким слоем заживляющую мазь.
– Не поверишь, купил ее в лавке твоего друга, – ее кожа была холодной, но те места, которых касались мои пальцы, горели огнем. – Отличная вещь: и воспаление снимает, и охлаждает, а бонусом – все заживает как на собаке.
Уголки моих губ дрогнули в легкой улыбке. Напряжение требовало выхода, и такой односторонний диалог, как оказалось, мне помогал. Я туго бинтую всю область раны, начиная снизу вверх, проверяя чтобы каждый тур был с хорошим натяжением.
– Почти закончили. Осталось немного тебя поворочить, – бормочу я, укладывая ее на здоровый бок.
Тепло. Нужно тепло. Укутав Кай в одеяло, я сел рядом с ней, аккуратно соприкоснувшись. Все мое тело стало источать приятное сухое тепло. Будто кто-то растопил невидимый камин.
Я наблюдал за женщиной, которая если и выживет, то лишь благодаря силе своего характера. Дыхание ее стало ровное и размеренное, кожа приобрела розовый оттенок.
Прошло больше часа, как я позволил себе отойти от нее и наконец заняться собой. Ожоги на ладонях отдавали тупой болью до самых плеч. В некоторых местах на крыльях были парезы, вызывающие легкое онемение. Похоже, тоже зацепило взорвавшимся шифером. Из всех увечий, что я вынес из этой ночи, больше всего саднила царапина на плече, который мне оставила Кай-мангуст. Незначительное увечье, а болело назойливее ран от шифера. Такой маленький зверек, а по уровню угрозы не уступает волку Вилла.
Умывшись, переодевшись и обработав свои раны, я снова подошел к кровати. Вокруг стоял травяной запах мази, а пациент выглядел намного лучше. Слабый свет лампы на комоде рисовал спокойные тени на ее лице. Шум дождя почти стих. Нужно проверить повязку, не мокнет ли. Если все нормально – я тоже смогу немного отдохнуть. Усталость уже тяжелой глыбой давила на плечи.
Присев на край кровати и аккуратно откинув одеяло, я убедился в сухости бинтов. И смог лучше рассмотреть то, на чем не было необходимости фокусироваться раньше. Лампа на комоде стояла слишком далеко, ее слабый свет лишь смутно выхватывал контур повязки. В полумраке, под тусклыми лучами, проступила паутина старых увечий. Руки, плечи, ключицы, ребра – ряды мелких, идеально круглых рубцов, словно от множественных уколов током. Глубокие, келоидные шрамы в форме полумесяца под ключицами. Перекрещенные полосы старых ожогов на запястьях и лодыжках.
Свет выхватывал каждый уродливый рубец, каждый ожог, превращая ее тело в карту страданий. Черт… Знакомый почерк фабрик. Ее держали на цепи… качали магию… Она была батарейкой. Что же с ней там делали? Судя по глубине этих меток… чудо что она выжила.
Моя рука, все еще в перчатке, сама потянулась – не к ране, а к относительно целому участку кожи на ее плече. К месту, где под спутанными волосами угадывалась былая гладкость, где изгиб мышцы говорил о скрытой силе. В голове с внезапной, почти болезненной остротой пронеслась мысль: Какой она была бы без всего этого? Не жалость. Какое-то другое чувство, теплое и колючее одновременно, смешалось с яростью.
– Будь проклят Культ и Опиавус! – пальцы, вопреки тупой боли, сжались в кулаки. – Будь проклята вся Аурелия!
Культ Изобилия – милосердие нашего правителя. Яркие плакаты с улыбающимися детьми в чистых одеждах, изучающими священные тексты или помогающими в храмах и садах. Легенда о добровольной жертве ради процветания города и вечной жизни в служении. Ложь все! На моей кровати лежала та горькая правда, что так тщательно прячут под ковер: таких, как она, пытают культисты, чтобы выращивать таких, как я… А все ради поддержания тирании, замаскированной под благодетель.
Теперь понятно, откуда в ней столько дерзости и недоверия. Это не щит – это шкура, содранная и снова наращенная ради шанса попытаться нормально жить дальше.
Продолжать держать глаза открытыми было уже невмоготу. Усталость навалилась с новой силой, жжение в ладонях слилось с горечью на душе. Я придвинул стул к кровати, сел верхом, опустив голову на сложенные на спинке руки. Онемение в крыльях отступало расползаясь приятной тяжестью по спине. Бывшая батарейка… Мангуст… Кай…
Где-то вдалеке последние капли дождя перешептывались с подоконником, их редкий стук постепенно растворялся в убаюкивающем шелесте, сливаясь в единый ритм с ее тихим дыханием. В этот миг приятная сонная темнота утащила мое сознание во мрак.
###
Пробуждение было отвратительным. Шея онемела, будто ее пережали тисками. Руки, перекинутые через спинку стула, затекли.