рушащегося дома, крики, запах пыли и крови – все это навалилось, как физический удар. Нет! Не снова! Не Айвиль! Боль в хромой ноге исчезла в волчьем теле, но память о ней гвоздем сидела в мозгу – напоминание о том, как в тот день не стало родителей.
Тени домов сливались в черные полосы по бокам. Фонари мелькали ослепительными вспышками, оставляя в глазах пятна. Кай истекает кровью… Такой бледной я ее не видел никогда… Проклятая Крыса рядом с ней… ОН! КРЫСА! Его проклятые КРЫЛЬЯ! Его рука на ее теле! Как он СМЕЛ к ней прикасаться?! Как СМЕЛ дышать рядом с ней?! По спине пробежала волна мышечных судорог. Челюсти сами собой сомкнулись, скрежеща клыками. Хотелось выть от бессильной злобы – рвануть назад, вцепиться в глотку.
Она еле стояла… Держалась только на нем… ЧЕРТ! Кай выкрутится… Должна. Она же хитрая, чертовка. Хитрая… Но этот урод… КТО ЕЩЕ мог ее так ранить?! ТОЛЬКО ОН! Я РАЗОРВУ ЕГО! КЛЫКАМИ! КОГТЯМИ! Кай… Выживи… Он же… он же не добьет ее?! Она сказала «потом»… Это слово засело в мозгу. «Потом» для Кай. А сейчас… СЕЙЧАС – Айвиль. Бежать! Спасать! Прятать!
Что за ад творится?!. Кай, плюющая на Харрисинов… Кай, зовущая меня идиотом за Мухобоек… ЭТА Кай висит на КРЫСЕ, как на костыле?! Мир перевернулся! Она всегда контролировала все, а теперь… эта рана, это отчаяние…
Я… БЫСТРЕЕ! Надо шевелить лапами быстрее! Должен успеть к Айви. Где она может быть сейчас? Дома? У соседки? Надо проверить дом первым! Если нет – рынок, потом…
Если дома – схватить и бежать. Куда? Пещеры за городом? Лес? Старый склад Игера? Там сыро, темно, но знает только Кай да я. Или… пещеры за Свинцовым мостом? Дальше, но глубже в Тенях. Склад… Не слишком ли очевидно? Если ищут Кай, могут проверить ее места.
Сказать ей… что? Правду? Что Кай ранена? НЕТ! Просто… Что Кай попросила… Остальное потом…
Что бы там ни случилось – не по плану пошло абсолютно все…
Пустынные улицы Пояса тонули в кромешной тьме, разрываемой лишь редкими, захлебывающимися вспышками фонарей. В лужах под ними отражались эти огоньки и тут же взрывались под хлесткими ударами дождя. Гром заглушал стук когтей по камню, ветер рвал шерсть на холке. Гром грохотал, словно злобный смех судьбы. Каждая вспышка молнии – шанс, что меня увидят. Каждый удар сердца – отсчет времени для Айвиль. Я НЕ опоздаю. Не в этот раз…
Дом Кайры и Айвиль. Жалкая лачуга в глубине Теней, притулившаяся под нависающей стеной соседнего здания. В окне слабо светился желтый, дрожащий огонек. Она дома! Жива! Не спит!
Я влетел в узкий переулок, камни скользили под когтями. Резко затормозил у двери, едва не врезавшись плечом в гнилые доски. Шерсть на загривке встала дыбом от адреналина. Обернулся, втягивая воздух и вслушиваясь в ночь – никаких преследователей. Пока.
От резкой трансформации в глазах побелело и закружилась голова. Знакомая боль, острая и жгучая, вонзилась в бедро, заставив стиснуть зубы. Нога подкосилась, как только человеческая кожа сменила волчью шкуру. Я едва устоял, схватившись за косяк. Свинцовая усталость навалилась на плечи, но внутри все еще бушевал ураган. Кровь стучала в висках, в ушах стоял гул. Глубокий вдох. Еще один. Надо успокоиться. Ей нельзя видеть меня таким – диким.
Я толкнул дверь плечом – не заперто…
– Айви! – мой голос прозвучал настороженно, почти шепотом.
Теплый запах ромашкового чая витал в воздухе, смешиваясь с ароматом сушеных трав, развешанных пучками у потолка. Она вышла из кухни с книгой в руках. Рыжие волосы, как всегда, слегка растрепаны. Большие глаза, обычно такие спокойные, сейчас полные беспокойства и настороженного волнения. На ней было простое коричневое платье – то самое, в котором она собирала травы. Запах ромашки и сушеных корений… Такой знакомый, такой… мирный. Он резко контрастировал с вонью грозы, въевшейся в меня.
– Вилл? – ее голос был тихим, как всегда. Она смотрела на меня – на мое лицо, искаженное гримасой, в которой смешался дикий страх и неостывшая ярость, на растрепанные волосы, на грязь на щеках и руках, на окровавленную царапину на запястье. Откуда она?! Ее взгляд скользнул за мою спину, в темноту переулка. – Что… Кайра не с тобой? Что-то случилось…
– Собирайся. Нам нужно уходить. – Я шагнул внутрь, захлопнув дверь. Звук грозы приглушился. – Бери самое необходимое. Теплые вещи. Еду, если есть. Пожалуйста, Айви…
Она не двинулась с места. Ее пальцы сжали книгу.
– Вилл, ты меня пугаешь. Что происходит? – Ее глаза расширились, дыхание участилось – паника вот-вот превратится в чистый страх. Она имела право знать.
Горло сжалось. Челюсти свело от напряжения – там, под кожей, все еще скрежетали невидимые когти, жаждавшие вернуться… Сказать правду? О ране Кай? О ее отчаянии? Ее взгляд, полный доверия и страха, обжег сильнее удара. Я не мог сказать правду. Не сейчас.
– Кай… Когда я видел ее в последний раз… – Я сглотнул ком в горле. – Нам надо уйти. Прямо сейчас. Куда-то… подальше. Где тебя не найдут. Это важно. Очень важно. – Я приблизился, пытаясь смягчить тон, но он все равно звучал как команда. – Пожалуйста, Айвиль. Поверь мне. Собирайся. У нас нет времени.
Ее взгляд изучал мое лицо. Казалось, она видела сквозь ложь, сквозь панику. Видела боль Кайры? Чувствовала ее состояние? Эта ее проклятая «интуиция»… Но она кивнула. Один раз. Коротко. Без лишних слов.
– Хорошо. Минуту.
Она отложила книгу, двинулась к сундуку у кровати. Движения были спокойными, точными, без суеты. Она достала небольшой холщовый мешок, начала складывать туда теплую кофту, платок, вяленое мясо, завернутые в ткань сухофрукты, маленький пузырек с какой-то мазью. Ее движения оставались точными, пальцы не дрожали, складывая вещи в мешок – ледяное спокойствие, почти нечеловеческое в этой неопределенности. Или просто привычным для того, кто вырос в тени Кайры?
Я стоял у двери, прислушиваясь к улице. Каждый шорох заставлял сердце колотиться быстрее. Каждый отдаленный громовой удар был как предупреждение. Кай… Что же там пошло не по плану…
– Готово. – Айвиль затянула шнурок мешка и накинула темный плащ с капюшоном. Она была готова к бегству. – Куда мы идем?
– За город. За Свинцовым мостом есть одно место. – Я приоткрыл дверь. – Там безопасно. Там нас не найдут. Иди за мной. Ближе. И тихо.
Мы выскользнули в переулок. Дождь все еще хлестал, но уже не с такой яростью. Я снова принял волчью форму – боль в ноге исчезла, чувства обострились до предела. Я присел,