— Зачем? — немного растерялся Черепанов.

— А как логистику рассчитывать? Вот полк идёт. Сколько им нужно штатных таких тягачей, чтобы утащить все их хозяйство?

— По грязи тоже проверять? — уточнил Путилов.

— А как же? Могу ошибиться, но не представляю себе дороги войны без непролазной грязи… Мда. Ладно. Пойдёмте. Заодно отметим этот ваш успех. Порадовали. Вот ей богу — порадовали…

* * *

В то же самое время в столице граф Строганов беседовал с одним юристом…

— Вздор какой-то… — прочитав бумажку и откинув её, буркнул Александр Григорьевич.

— Вы желали древний род. Я нашёл древний род.

— Нет… вы решительно сошли с ума! Кто в это поверит⁈

— Генеалогия последних лет этого древнего дома очень запутанная.

— Там ровным счётом ничего не известно!

— Отнюдь, — улыбнулся юрист. — В монастырь они отправили не только последнего действующего, но и родичей. Я нашёл более десятка. От многих даже имён не осталось. Впрочем, некоторые смогли бежать. Он, — ткнул юрист пальцем в бумагу, — смог, о чём сохранилась запись. Дальнейшая его судьба неизвестна. Однако вот тут всплывает некто с грамотой из упомянутого монастыря и кое-какими ценностями. В те годы случайный человек не мог ими владеть. Тем более в сочетании с крайне занятной грамотой о благородном происхождении.

— Это точно не подлог?

— Точно. Я клянусь вам. Вся моя профессиональная репутация поставлена на кон. Как можно?

— Вы представляете, какой будет скандал, если выяснится, что всё это мистификация?

— Представляю. И готов подписаться под всеми своими изысканиями. Да, собственно, у меня всё подтверждено. Видите? Все справки оформлены чин по чину.

— Хм… — задумчиво произнёс граф Строганов, вновь пролистывая генеалогическое древо с датами и краткими выкладками — откуда чего взялось.

Минута прошла.

Две.

Пять.

— Натянуто всё.

— Вот этот сертификат я получил в Вене. Он удостоверяет факт того, что генеалогическое исследование выполнено чисто и к нему нет никаких вопросов.

— Погодите… — напрягся Строганов. — Об этом результате известно в Вене?

— Ну, конечно. Мне же пришлось поднимать много старинных архивов. Я слышал, что во время проверки им интересовался лично кайзер.

— Боже… — выдохнул Александр Григорьевич.

— А что не так?

— Всё… всё не так. Он знает, для кого это исследование проводилось?

— Вероятно. Мне же пришлось дать исчерпывающую справку. Ювелиры, кстати, проверили семейные реликвии, которые я выкупил в процессе. — произнёс юрист и достал холщовый мешок, вытряхнув его на стол.

Несколько золотых побрякушек звякнули.

Строганов нахмурился.

С минуту подумал и уточнил:

— Это всё?

— Это всё, что мне удалось найти. Их отдали в уплату долга, и с тех пор они дважды меняли собственников. За долги. Вероятно, там было всего больше. Тут, как вы видите, совсем горсточка. Вот это, как мне сказали, крепится на плащ как украшение. А вот это — старый перстень.

— А другие ветви?

— Эта — единственная прослеживается. Остальные оборвались. Рискну предположить — их убили. Да и тут лишь чудо помогло. Тот беглец догадался укрыться и не кричать о том, кто он такой. Грамота хранилась как реликвия, укрытая в декоративную поделку. Она там была запаяна. Через что и пережила всё эти годы.

— Неужели получается, что сохранилась прямая мужская линия?

— Да. Вы же сами видите. Но это ничего не значит. Их же давным-давно низложили.

— Вы не могли найти что-нибудь попроще?

— Ну, знаете ли! — взвился юрист. — Я это не всё не придумывал!

— Хорошо-хорошо, — примирительно произнёс граф Строганов.

— Вы заплатите мне за работу?

— Разумеется. Как и условились…

Когда же юрист ушёл, Александр Григорьевич битый час сидел над бумагами в задумчивости. Ему было нехорошо. И казалось, будто бы он сумел откопать что-то такое, чего не стоило бы извлекать на свет Божий. То, что теперь обеспечит безусловные проблемы. Вероятно, серьёзные. Или даже очень серьёзные… или нет…

Наконец, словно что-то для себя решив, он достал чистые листы бумаги и начал писать запрос. Простой, банальный запрос для проверки этого юриста. Он ведь приложил сертификат. И так получилось, что знал к кому обратиться для самого тщательного изучения вопроса. В первую очередь его интересовало — действительно ли это всё проверяли или просто взяли деньги за роспись.

Ну а что?

Если кайзер Австрийской империи об этом знает — чего уж рядится. Тем более что ему есть чем заняться. Тягомотные переговоры с венграми тянулись уже больше года без конца и края. А тут такая мелочь…

[1] Калоризаторный двигатель стали называть калильным, так-то это синонимы, но всё же.

[2] 40 дюймов это 1016 мм. Округлено метр.

Часть 1

Глава 4

1851, апрель, 28. Казань

Раннее утро.

Туман.

Удочка и вялый поплавок, что чуть покачивался на воде.

Лев сидел на берегу и медитировал. Он даже червяка на крючок цеплять не стал, чтобы не отвлекаться на поклёвки. Решил так — посидеть в тишине и хоть каком-то уединении, чтобы подумать, не отвлекаясь на дела.

Время утекало.

Как вода.

Как песок из его виртуальной задницы, ибо совокупно с учётом предыдущей жизни ему годиков получалось изрядно.

А дела буксовали.

Нет-нет.

Шли.

И по местным меркам очень быстро. Просто он ничего не успевал. Настолько, что даже начал испытывать ощущение отчаяния. Местные люди жили в своём ритме и быстрее шевелиться их было крайне трудно. Вот он и решил остановиться, взяв паузу, и посидеть — подумать.

В тишине и покое.

Но и десяти минут не прошло, как он попросту начал клевать носом, засыпая. Медитация не удалась. Как и глубокий самоанализ. Впрочем, как обычно.

Чу!

Поплавок ушёл под воду.

Подсечку он сделал автоматически. Даже не задумываясь.

Вытягивание.

И вот в руках графа дёргается небольшой, но наглый окунёк.

— Вот зараза, — буркнул Лев, оценивая не только неуместность добычи, но и то, что заглотил он крючок крайне глубоко. Начнёшь вытаскивать — кишечник через рот вытащишь. В общем — не жилец. А ведь он хотел его отпустить.

На голос графа приблизился охранник.

— Полюбуйся. — произнёс Толстой, показывая ему рыбёшку. — Голый крючок до самой задницы заглотил. Скотина чешуйчатая.

— Какой жадный… — покачал головой боец.

— И глупый. Я ведь отпустил бы его, если так не хапнул. — добавил Лев, поймав себя на мысли, что это