Но где же Петр? Почему его нет? Тревога начала медленно подниматься из живота, сжимая горло. Он ушел в лес один, а мы уже нашли «секреты»…

Мы замерли в ожидании, вжавшись в тень мотоцикла. Каждая секунда давила на психику. Где–то в вышине пролетела ночная птица, бесшумно скользя крылом по бархату неба. Ветер шелестел верхушками сосен, и этот мирный, убаюкивающий звук казался сейчас страшной насмешкой.

И только через пять долгих, бесконечных минут, показавшихся вечностью, слева, откуда появился Альбиков, раздался сдавленный кашель. Мы все вздрогнули, вскинув оружие. Из–за ствола толстой ели, медленно, чтобы его узнали, вышел Валуев.

Он был весь в темных пятнах, которые даже в этом свете было нетрудно опознать, как кровь. Его массивная фигура двигалась чуть тяжелее обычного, но он был спокоен. В одной руке он нес свой ППД, в другой — немецкий автомат «МП–40». Его лицо, осунувшееся и усталое, было серьезным.

— Ну и шухер мы тут устроили, хорошо, что сработали тихо… — его голос был хриплым, но в нем звучали знакомые насмешливые нотки. — Неподалеку, в лощинке, стоял легкий броневик. «Адлер». И рядом четыре жандарма. Унтер и трое рядовых. Развели крохотный костерок, кипятили воду для кофейника. Обсуждали, как завтра «Иванам» достанется от бомберов. Пришлось повозиться, чтобы уработать их без звука.

Я выдохнул с облегчением. Одиннадцать. Целое отделение. И броневик.

— Поворот к аэродрому точно где–то рядом, — нормальным голосом, не шепча, сказал я, поднимаясь во весь рост. — Иначе бы здесь не находилось столько жандармов.

Я подошел к фельдфебелю. Он лежал на спине, глядя на меня ненавидящими, полными животной злобы глазами. Его зубы были сжаты, изо рта текла струйка слюны с кровью.

— Где аэродром? — спросил я по–немецки, приставив ствол «Шмайссера» ко лбу жандарма.

— Geh zur Hölle, du russische Schwein! — прохрипел он в ответ. — Мой фюрер… меня отблагодарит…

Терять время было нельзя. Я махнул рукой Алькорте. Тот подошел к молодому жандарму, все еще лежавшему без сознания, и резким движением ткнул его пальцем в рану на колене. Жандарм взвыл от дикой боли и мгновенно пришел в себя, его глаза, полные ужаса, забегали по нашим лицам.

— Где аэродром? — повторил я свой вопрос, наклоняясь к нему. — Мы видели, как машины куда–то свернули. Где съезд?

Парень, весь дрожа, сжал губы и замотал головой, пытаясь быть стойким. Слезы текли по его бледным щекам. Я выпрямился, взглянул на фельдфебеля, который смотрел на своего подчиненного с одобрением, и затем, одним резким, отработанным движением, провел клинком ножа по его горлу. Фельдфебель несколько раз дернулся, издавая булькающие звуки, и затих. Кровь хлынула на землю, черная и густая. Молодой жандарм закричал — тонко, по–бабьи, закрыв лицо руками.

— Последний шанс, — ледяным тоном сказал я, приседая перед ним и вытирая клинок о его же мундир. — Или ты присоединишься к нему, или скажешь, где поворот к аэродрому. Выбор за тобой.

— Dort! Dort! — захлебываясь слезами и истерикой, он указал дрожащим пальцем чуть вправо от того места, где стоял их мотоцикл. — Die Tarnung! Die kleinen Tannenbäumchen! — Он забормотал, что съезд замаскирован срубленными елками. Что дорога новая, ее только сегодня проложили саперы. Что до аэродрома два километра.

Мы кинулись к указанному месту. И действительно, несколько воткнутых в землю срубленных елочек, которые издалека казались просто частью подлеска, при ближайшем рассмотрении образовывали своеобразный быстросъемный «заборчик». Выдернув их, мы увидели свежую, укатанную гусеницами трактора колею, уходящую в черноту леса. Земля на ней была темной, влажной, пахла свежим дерном и глиной.

— Есть! — коротко бросил Валуев. — А я уж думал, что не найдем…

До полуночи оставалось всего ничего. Сердце бешено колотилось, время сжалось до предела.

— Хосе, связь! — скомандовал Петр.

Алькорта кивнул, и полез в кузов «Ситроена». Через короткое время оттуда высунулась его голова, увенчанная наушниками.

— Связь с лидером дивизии бомбардировщиков установлена. Я указал им наш квадрат. Подлетное время — десять минут. Они ждут подсветки цели.

Я повернулся к молодому жандарму. Он смотрел на меня с немым ужасом, понимая, что наступил его конец. Я поднял «Наган». В глазах парня мелькнула мольба, но я не собирался оставлять в живых мерзкую фашистскую гадину. Пожалею его сейчас — и он потом замучает русскую женщину или ребенка. Глухой хлопок — и во лбу оккупанта образовалось непредусмотренное природой отверстие.

Затем мы быстро, молча и слаженно, затащили трупы фельдфебеля и юнца в густые заросли возле дороги. Туда же закатили мотоцикл. Альбиков и Алькорта быстро метнулись к спрятанным в зарослях двум другим «байкам» и вернулись, таща пулеметы и коробки с лентами. Валуев, благосклонно кивнув при виде трофеев, погасил висящую на столбике керосиновую лампу и скомандовал:

— По машинам!

Мы втиснулись в кабину и кузов. «Ситроен» рванул с места, слегка пробуксовав по свежей земле. Пикап нырнул в узкий, как щель, тоннель, прорубленный в сплошной стене леса. Ветки хлестали по лобовому стеклу и брезенту кузова, скрежетали по бортам, словно пытаясь остановить нас, не пустить к цели. Дорога была по–немецки аккуратной — хоть и узкой, но прямой и хорошо укатанной. Валуев гнал машину на бешеной скорости — не менее пятидесяти километров в час. Мы мчались навстречу неизвестности, навстречу вражескому аэродрому, чтобы устроить ему апокалипсис местного масштаба. Часы в моей голове безжалостно отсчитывали последние секунды до полуночи.

Внезапно лес расступился. Мы выскочили на огромный, укатанный гусеницами тракторов луг. И замерли, открыв рты от изумления и ужаса — прямо перед нами раскинулся немецкий аэродром. Он был огромен, как спящий монстр. Десятки самолетов выстроились в ровные ряды. Узнаваемые угловатые контуры «Юнкерсов–87», более изящные «Хейнкели–111», истребители «Мессершмитт–109», стоящие на краю, как стражники. По периметру поля тускло светили синие маскировочные лампы, подсвечивая фигурки часовых и легкие зенитки на колесах — «Флак–38». Вдалеке угадывались очертания бочек с топливом и штабелей ящиков с боеприпасами. Воздух густо пах авиационным бензином, маслом и свежескошенной травой.

— Мать честная… — выдохнул Валуев, выключая фары. — Целая армада.

— А ведь это то место, где мы на «У–2» приземлились! — внезапно сказал Алькорта. — А вон и сарай, куда мы свой самолетик закатили!

— Отлично, за ним и укроемся! — решил Петр и направил «Ситроен» в сторону от подъездной дороги, вдоль кромки леса.

Удача была на нашей стороне — нас не засекли. Или, что