На аэродроме вовсю готовились к завтрашнему «воздушному удару» — возле самолетов копошились фигурки техников, мелькали лучи ручных фонариков, доносились окрики и команды, лязгал металл, урчали генераторы и моторы заправщиков. Немцы чувствовали себя в полной безопасности в своем глубоком тылу.

Я посмотрел на часы. Стрелки показывали ровно полночь.

И в этот миг с востока, со стороны фронта послышался низкий гул. Он нарастал с каждой секундой, превращаясь в мощное, тяжелое, многослойное гудение, от которого задрожал, казалось, сам воздух. Завибрировала даже земля под ногами, словно звуковые волны передались сверху вниз.

Немцы на аэродроме замерли, задирая головы к небу. Гудение нарастало, заполняя собой все пространство от горизонта до горизонта. Оно шло не откуда–то из одной точки, а отовсюду сразу, сливаясь в единый, мощный аккорд.

И тогда мы увидели их.

На фоне усыпанного звездами, но безлунного неба начали проступать гигантские силуэты. Сначала — расплывчатые тени, затем — четкие, узнаваемые контуры. Тяжелые, неуклюжие, с гофрированной обшивкой и четырьмя моторами. «Летающие крепости» Сталина. ТБ-3.

Они шли на небольшой, по меркам стратегической авиации, высоте, может быть, метров восемьсот. Казалось, они плывут медленно и даже величаво, но это была иллюзия. Эскадрилья за эскадрильей, ярус за ярусом. Их было так много, что они закрыли собой полнеба, затмив звезды. Гул их моторов «М–17» превратился в сплошной оглушительный рев, от которого закладывало уши и сжималось сердце.

На аэродроме вспыхнула суматоха. Послышались тревожные крики. Синие лампы и ручные фонарики погасли. Фигурки людей бросились к зениткам.

— Хосеб, связь! Дай сигнал к атаке! — скомандовал Валуев, не отрывая взгляда от неба. — Хуршед, бей бронебойно–зажигательными по бочкам с топливом. Далековато, но ты справишься!

— У меня всего одна обойма «Б–32», — проворчал Альбиков, заряжая в свою снайперку патроны с черными головками пуль. — Дистанция до цели — больше тысячи метров. Не сомневайся, Петя, попаду!

— Игорь, бери пулемет и лупи по всему, что шевелится! Патроны не жалей! — продолжал распоряжаться Валуев. — Ну, а я испробую «лопату»! На пределе, конечно, но попробовать стоит.

Мы выстрелили почти одновременно. Бело–красные «кляксы» вспыхнувшего топлива осветили поле, как летнее солнце. Рванули бочки с топливом, два ближайших пикировщика, грузовик–заправщик. Это был наш сигнал. Цель обозначена.

У лидера бомбардировщиков ушло секунд тридцать на то, чтобы скорректировать курс эскадры. За это время я отстрелял полную ленту из «МГ–34», Валуев выпустил все имеющиеся восемь мин, Хуршед вдумчиво отработал свою единственную обойму «Б–32».

Потом мир вокруг нас взорвался!

Первые бомбы мы не увидели. Мы их почувствовали всем телом. Сначала — резкий, свистящий звук. Затем — ослепительные вспышки где–то в центре стоянки «Юнкерсов». И наконец — оглушительный, зубодробящий УДАР, который врезал нам по ушам. Гигантский столб огня и черного дыма взметнулся вверх, земля содрогнулась.

И это было только началом — с неба пошел настоящий стальной дождь. Свист и вой падающих бомб слились в непрерывную, леденящую душу, симфонию разрушения. Вспышки разрывов создали одно сплошное море огня. Земля ходила ходуном, подбрасывая наш пикап. Воздух наполнился воем, грохотом, и лязгом рвущегося металла.

Фюзеляжи и крылья немецких самолетов рвало на куски прямыми попаданиями. Их обломки, крутясь и сверкая, летали над полем, как какие–то адские мотыльки. Потом рванули штабели боеприпасов. Огромный огненный шар, ослепительно–белый в центре и кроваво–красный по краям, медленно, почти торжественно поднялся над аэродромом, поглощая всё вокруг. Вслед за ним вверх взметнулся гриб черного, маслянистого дыма. Ударная волна докатилась до нас, и обдала лица жаром, пахнущим горелой резиной, расплавленным металлом и жареным мясом.

Немцы метались в созданном нами аду. Были видны крошечные фигурки, бегущие и падающие, исчезающие в огненных вихрях. Зенитки беспорядочно палили в небо, но их трассирующие очереди проходили сквозь корпуса неуклюжих, но неумолимых гигантов, вроде бы не причиняя им никакого вреда.

ТБ-3, освещенные снизу заревом пожара, выглядели поистине апокалиптически. Они продолжали свой мерный, смертоносный полет сквозь разрывы и трассеры, сбрасывая свой груз с методичностью машин смерти. Их гофрированные бока отливали багрянцем, и казалось, что это плывут не самолеты, а призрачные корабли из преисподней.

Грохот стоял такой, что уже не воспринимался отдельными звуками. Это был сплошной, физически осязаемый рёв, бивший по телу. Дым и гарь щекотали ноздри и перехватывали дыхание.

Мы сидели возле сарая, завороженные открывшейся перед нами картиной «геенны огненной». Мы сделали это. Мы привели сюда смерть. И теперь наблюдали, как она работает.

Валуев первым очнулся от транса. Его лицо, освещенное багровым заревом, было серьезным и суровым.

— Всё, орлы. Задание выполнено. Пора валить, пока нас самих не накрыло, чисто по–дружески. Или фрицы не опомнились.

Мы залезли в пикап. «Ситроен» медленно тронулся с места. За спиной бушевало море огня, принесшее немцам заслуженное возмездие.

Глава 2

11 сентября 1941 года

День второй, утро

— Хосеб, выйди на связь с полковником Глейманом и доложи, что задание выполнено, аэродром противника полностью уничтожен. И летунам «телеграмму» отбей — сообщи, что на земле уничтожено восемьдесят немецких самолетов, склад ГСМ и боеприпасов. Пусть наши «сталинские соколы» порадуются! — велел Алькорте сержант, когда мы отъехали от разгромленного аэродрома на пару километров.

Зарево за нашей спиной было такое, что светилось, казалось, само небо, а едкая и маслянистая вонь сгоревшего бензина забивала любые другие запахи. Я сидел, прижавшись плечом к холодному металлу дверцы, и чувствовал, как адреналин, подпитывавший меня последние часы, начинает медленно отступать, оставляя после себя свинцовую усталость. Руки сами собой проверяли оружие: «Парабеллум» в кобуре, «Наган» за поясом, нож в рукаве. Привычный, успокаивающий ритуал.

— Хосеб, как связь? — не оборачиваясь, спросил Валуев. Его массивные плечи были напряжены, а глаза буквально впились в узкую полоску дороги, выхватываемую синими фарами.

— Шумят, Петя, сильно шумят! — донесся из–под брезента голос Алькорты. — Эфир просто взбесился! На всех частотах голосят открытым текстом! Наши радуются успеху, а немцы пытаются узнать, что случилось. Вызывают аэродром, но там молчат. Какой–то важный немецкий чин приказал послать туда роту, усиленную бронетехникой, для проверки обстановки.

Отходила наша группа в точности по тому маршруту, который мы прошли четыре дня назад, сразу после высадки и прорыва через расположение