Он молчал, смотрел с растущим страхом.

— Думал я за Феодосией Федоровной помчусь, раз нет ее здесь? Думал, решу в ней вся сила?

— Ты знаешь все. — Он прошептал это, провел руками по лицу. — Невозможно, откуда.

Черт возьми, что же я такое должен знать? Что я царь? Рюрикович? Или что? Давай, колись уже, с какой стороны то к тебе зайти? Качай, Игорь! Качай!

— Где она⁈ — Гаркнул я словно на смотре. Казалось стены дрогнули.

Он дернулся, чуть с лавки не слетел.

В дверь тут же вбежало пятеро моих бойцов. Мордовороты готовились своего господина охранять, но у них даже оружия на виду не было. Хотя уверен я, что в подрясниках что-то спрятано.

— Где!

— Ушла. Говорю же. Ушла. — Ответил он нервно. — Не губи, Игорь Васильевич. Зять меня обманул. — Он тряхнул головой сокрушенно. — Провел, пес эдакий. Мстиславскому он служит, как собака шелудивая.

Перекрестился, в глазах этого пожилого человека я видел удивление и страх.

Я тем временем махнул рукой бойцам, чтобы тут остались, только сели неприметно. Лишнее давление моральное не помешает.

— Думал ее им продать. — Проговорил Романов. — Подороже. А оно, вон оно как.

— Мстиславский ее за кого замуж то теперь решил? А?

— За молодого ляха. — Скривился Романов. — За Владислава Сигизмундовича.

— Давно ушли?

— Утром.

— Куда?

— Да к нему, в обход рати Шуйского, лесами двинут. Уверен. В Фили. Там паук этот окопался, князь, боярин. — Цедил сквозь зубы. Иван Федорович Мстиславский.

— И что? Сговорился он уже с ляхами.

— Уверен. — Он голову опустил.

Я присвистнул.

Стоял, нависал над Филаретом, думал.

В реальной истории семибоярщина до такого не дошла. Видимо, случилось что-то с девчонкой. Воцарение татарского хана не прошло. Посекли ее скорее всего. Убили. Ну а в истории это даже никак и не отразилось.

Жалко девчонку. Ей жить да жить.

Только вот, сколько таких парней и девушек за Смуту эти упыри, что ее затеяли со свету свели? Не ее же одну. Земля целыми селами обезлюдела. Целыми поместьями.

Либо переиграл кто-то Лыкова-Оболенского и Мстиславского. Выдвинул более вескую кандидатуру. А может быть, просто свадьба не состоялась ввиду того, что Жигмонт сам на престол влезть захотел. Ему девушка была не нужна и даже мешала. Вот и убрали.

Какая-то Рюриковна. Зачем?

Он же силой оружия мог проблему решить, а и в целом — решил. Москву то ляхи заняли.

— Ясно. — Проговорил я холодно. Сел. — Догоним. Из-под земли достану, если жива еще.

— Господь с тобой. — Перекрестился Филарет. — А тебе то она зачем?

— Родная кровь. — Процедил я, идя ва-банк.

Романов уставился на меня, вновь перекрестился.

— А похож, похож ты на него… Такой же безумный взгляд.

Неужто приписываешь меня очередным сыном или внуком Ивана Великого? Но он тем временем продолжал тараторить.

— Откуда ты, откуда… Ведь только трое, хотя нет… Четверо, думаю, четверо. Но он то не мог. Мстиславский, я и зятек мой… Ну и отец то твой, как прознал, так и кончился. Нельзя знать ему было такое. Ох нельзя. А Лыков дурак… Ой дурак молодой. — Шарахнул кулаком по столу. — Запорол бы до смерти упыря этакого.

— Ладно, Федор Никитич, давай о делах. — Смотрел на него с волчьей ухмылкой. — Ты зачем тут Шуйского дожидаешься? Феодосию за него выдать? Так старый он. А детей нет.

Он мертвенным, каким-то совершенно пустым и потерянным голосом проговорил.

— Феодосию передать. — Встряхнулся, казалось, вновь вернулся в себя. — А теперь, тебя еще… Тебя.

— Думаешь силы хватит? Им? Со мной совладать?

Он оскалился. Но как-то уж очень хлипко, бессильно.

— Хватит. А мне то что? Я теперь все равно, человек церкви, а не власти. Твоя возьмет, при тебе буду. А его. Поглядим. — Он криво усмехнулся. — Поляков то Шуйский как бить будет? Говорили же ему, уйди. Молодым дорогу освободи. Скопин… Какой человек был.

Злость накатывала на меня все сильнее и сильнее. Да, вряд ли Романов был причастен непосредственно к отравлению, но про планы своего товарища и коллеги… Если так, конечно, весь этот боярский клубок интриганов можно называть — товарищами и коллегами. В общем — знал он, это точно, что отравить хотят Скопина. Сейчас вот признавался в этом.

— Войско за Шуйским. — Посмотрел он на меня внезапно зло. Собрался. — Не победить тебе. Думаешь отсидишься тут? Думаешь ляхи помогут?

Он начал понимать, что его хитрый, как казалось изначально ход провалился. Вроде бы попытка войти со мной в добрые отношения, поклониться, информацией откупиться, снарядить отряд на поиски Лыкова-Оболенского не принесли тех плодов. Все отчетливее он начинал осознавать, что не нужен мне.

Отлично, потому что довольно много я-то не знал. И нужно было качать.

— Думаешь? — ответил я улыбаясь.

— Их двадцать пять тысяч сюда идет. — Он рассмеялся, раскрыл свои карты, выложил все что у него было на стол. Лицо свое истинное показал — Двадцать пять. А у тебя что, две? Три?

— Ошибаешься. — Смотрел на него пренебрежительно. — Я же уже говорил тебе.

— Врешь. — Он прищурился. Говорил уже давно не как святой отец, а как прожженный политик. Или даже больше, как уверенный в своих силах делец.

— Матвея, сына Веревкина скоро тебе покажу, как приедет. Да и с Трубецким и с Ляпуновым свидишься со дня на день. — Видел, как глаза его ползут наверх. — А еще, если общество тебе такое интересно, с Мариной Мнишек.

Лицо его исказилось. Глаза расширились невероятно.

— Не может…

— Ты, прежде чем кого во лжи обвинять, подумай хорошенько. Подумай, почему я здесь, почему подле тебя и почему еще не начал тебя пытать и допрашивать