— Знаю я, что род твой весь предан был, считай, забвению. — Я пожал плечами. — Знаю, что на Годунова ты за это в обиде. Ну а теперь, выходит, на Шуйского. Что властью не поделился, когда взял ее.

Он уставился на меня. Покачал головой.

— А знаешь, Игорь Васильевич, почему я тебя встречать вышел?

Вот, молодец, перешел от пространных слов к толковым речам. Тоже вокруг да около, но уже по существу. Сейчас раскрутим.

— Думаю, перепутал. — Соврал я. Скорее всего, все же понимал он, кого встречает и сделал выбор по объективным причинам. Между тем, чем запереться и осаду держать и говорить. Только каким, лучше пускай сам скажет.

— Нет. Хотя… Не ждал я тебя здесь, это правда. Признаюсь, удивил ты меня, Игорь Васильевич. Думал, еще в Дедилове ты с отрядами своими. За Оку не сунешься, за Тулу. А ты предо мной сидишь. — Хмыкнул. — А я уже думал, как этого зятька то искать. Где силы изыскивать. А тут раз… И ты.

— Я. — Хмыкнул в ответ. Ждал, чего дальше говорить будет.

— А вышел я, потому что вижу силу в тебе. Ты пойми. — Он взгляд не опускал, продолжал смотреть прямо на меня. Мощь в нем чувствовалась большая, опыт, лишения, утраты закалили этого и без того могучего человека. — Пойми. Василий, что в Москве, он же кто?

— Кто?

Романов головой покачал. Не хотел он сам видимо все это говорить, но получалось так, что я направлял и приходилось ему постепенно раскрываться.

— Открыл я тебе, потому что не вижу больше царя иного. — Отчеканил Филарет.

Вот загнул, льстишь, но ведь обманываешь. Вижу, что юлишь.

— Что-то не верится. А как же Дмитрий? Василий? Жигмонт и сын его или этот… Шведский король и его родня? Или может из наших кого выберут. — Смотрел на него и наблюдал за реакцией, когда фамилии называл. — Князья, бояре думные, родовитые. Капля крови Рюрика же в каждом найдется, если посмотреть хорошо.

Он хмыкнул, покачал головой.

— В погоню идти не торопишься, значит.

— Зятя твоего ловить? Так ты скажи, куда ушел, а я уж решу.

Что-то все эти хождения вокруг да около стали меня все больше злить.

— Шуйский держится только на силе. — Проговорил Романов. — Войско за него, что Скопиным собрано и шведы. Были еще татары, только… — Он хмыкнул. — Вместо них ты к Серпухову пришел. Но… — Головой качнул. — Я вот думаю, что может оно и лучше так?

— Уверен лучше. Мы же с тобой знаем, вдвоем. — Я глаза прищурил. — Что не только Шуйский хотел здесь татар видеть. Но и…

— Докопался значит. — Он вздохнул. — Умен ты.

— Докопался. А ты, стало быть, в деле.

Я не ставил вопроса, констатировал факт.

— Куда мне. Я в плену сидел. Так вышло, вот. Отбили, выбрался и как понял, что к чему… — Он опять вздохнул. — Хочешь верь, хочешь нет, Игорь Васильевич, за голову схватился. До чего дошло то. Смута эта, поперек горла.

Наконец-то отвел взгляд. Но вот смирился или хитрил, специально так показал — вопрос.

— Допустим, поверю.

— Видано ли, русский царь татар на Русь позвал и шведов.

— Иван Великий такого не одобрил бы. — Проговорил я холодно.

Он дернулся, как ужаленный. Уставился на меня испуганным взглядом.

— И это знаешь, откуда?

О, а вот здесь что-то интересное. О чем ты, гражданин Филарет — вот сейчас, а? Давай, Игорь! Качай!

— Знаю, только вот от тебя услышать хочу. — Не дал ему слова лишнего вставить, задуматься о фразе, прочитать меня. — Я же здесь, Федор Никитич, по душу зятя твоего, а его нет.

— Да на кой ляд она тебе? — Рассмеялся он сухо. — Коли знаешь все. А я-то, уже думал, сейчас в погоню за ним пустишься… Там же все вилами на воде писано, бумаги, свидетели, кому все это надо сейчас. Вон бабка повивальная, еле жива сидит…

Бабка! О, в монастыре то мужском. Сидит! С ней я уж точно поговорю, хотя… Если так подумать — найди любую повитуху, заплати ей и она скажет все что угодно. Даже если найти ту самую, что при царе была при Федоре Ивановиче. Это сколько лет то было назад.

Романов после паузы продолжал.

— Ты пойми, Игорь Васильевич, в Смуту то… Вон, народ русский… — Он уставился на меня злым взглядом. — Тушинскому вору поверил. Какого-то мужика, подзаборного, на трон возвести хотел. Кто? Северцы, казаки, ляхи, бандиты и упыри настоящие.

— Так и есть. А с первым что?

— Первый, иное дело. Там и стать и мудрость. Баба его доконала. Мнишек. От нее все беды. А так, провел бы всех… Кланялась бы Русь Дмитрию и по сей день. — Он вздохнул. — Может и лучше было бы.

В теории, а кто знает? Крови то точно поменьше бы было. Только вот, а кто он? Может быть твой человечек, этот первый Лжедмитрий?

— Я же был там. В Тушино. — Продолжал Филарет, распаляясь. — Я бы некоторых… — Он перекрестился, вот не глядя бы, без покаяния и отпущения грехов… — Зубы его скрипели. — На кол бы. А часть в петлю. И его, тварь эту, что в Калуге сидит…

Я хохотнул. Не ведаешь ты и про Мнишек и про сына Веревкина.

— Так ты не знаешь?

Он дернулся, вернулся к своему собранному, напряженному, но вполне холодному состоянию.

— Что?

— Ты думаешь у меня две тысячи?

Он буравил меня взглядом. Лицо мое расплывалось в кривой усмешке.

— Сколько? — Прошептал он, отстранился, перекрестился. — Господь милосердный.

Вся эта доброжелательна маска спадала с его лица. Видел я, что хотел он запутать меня, заставить сделать то, что ему нужно. Лыкова-Оболенского схватить, и сюда доставить, вернуть. А потом уже войско Шуйского его бы отбило.

Может!

Да скорее всего, оно сюда и вышло именно за этой девушкой. Только вот пушки зачем?

— Сидишь ты тут, речи умные говоришь. Тайны приоткрываешь. — Я неспешно поднялся, навис над столом. Его мордовороты напряглись, но я