искоса. Смущенная улыбка поплыла по лицу.
— Ну что, — сказала она, — вот и ночь пришла?
— Сказочная, — я с трудом удержал зевоту, чувствуя усталость. — Согласна?
…Конечно, в эту ночь спать нам довелось немного. Но и в самые бессонные минуты я с удовольствием вспоминал, что нахожусь в своего рода «творческом отпуске», завтра мне рано не вставать… то есть не мне, а нам… и правду сказать, я не помню, когда сон наконец принял нас в свои объятия.
А проснулся я уже засветло. Аэлита спала как убитая, что и было понятно. Я будить ее не стал, осторожно встал. Семеныч, надо полагать, уже упорол на работу, не забыв заботливо оставить нам завтрак: разные бутерброды, аккуратно нарезанные ломти пирога с яблоками, а возле плиты стояла цветная жестяная коробочка с грузинским чаем.
Я успел улыбнуться этому, и тут в кухню вошла заспанная Аэлита, благовоспитанно одетая в халатик и шлепанцы.
Естественно, мы обнялись и запечатлели друг другу долгий томный поцелуй — и меня все не отпускала счастливая мысль: как хорошо, что выпали эти несколько часов неожиданной свободы! Воистину, все, что ни происходит, должно вести к лучшему. То есть, к выполнению того, ради чего ты оказался в данном месте в данное время. Сейчас я это сознавал полностью.
Ровно в три пополудни, как договаривались, я был у Пашутина. Тот выглядел заметно измотанным, что и понятно. Меня, тем не менее, встретил очень приветливо:
— А, прибыл! Давай-давай, входи, садись.
Несмотря на явно усталый вид, он выглядел довольным — я это уловил сразу, несмотря на озабоченность шефа: пригласительно махнув рукой, он продолжал бегло писать что-то в рабочем блокноте. И в этот миг зазвонил телефон.
Пашутин снял трубку:
— Да! Слушаю тебя. Не спеши! Вот так. Понял.
С минуту молча слушал собеседника, после чего уложился в четыре слова:
— Да. При встрече. Отбой!
И трубку положил.
Жизнь научила не говорить лишнего по телефону. Да и вообще говорить поменьше. Только по делу.
Я тоже успел усвоить эту мудрость, потому вопросов задавать не стал, а молча ждал, что будет сказано.
Тактика оказалась верной. Набросав еще пару фраз в блокноте, Пашутин обратился ко мне:
— Готов к работе?
— Думаю, вполне. Задание несложное.
— Надеюсь, для тебя да. Мы с Волчковым вчера долго еще толковали, он мне все мозги пропилил о преимуществах научного мышления. Да я это и без него знаю! Но он умеет говорить интересно и доходчиво, прямо заслушаешься… Ну да ладно! Это детали. А тебе задача ясна.
— Конечно. Однако вопросы есть.
— Это естественно, — одобрил босс.
— Как думаете, это совпало так, что у него концерт в Сызрани, или что-то его встревожило? И он сюда вырвался на разведку?
— Ну, так быстро вырваться он не мог. Выступление согласовано еще в начале лета. А вот то, что у него контакт с Рыбиным запланирован — это очень может быть. Задержанных мы расспросили аккуратно. Никто ничего не ведает, и это похоже на правду. Видимо Рыбин с Султановым замыкались друг на друге, и всякий третий здесь был лишний.
— Так это и разумно.
— Так они и не дураки, — Пашутин усмехнулся. — Мягко говоря. Есть опасение, что Султанов насторожится, если не увидит Рыбина. Очень можно допустить, что у них был уговор встретиться в зале. Или где-то возле Дома культуры. И если этот чертов факир не обнаружит… Черт его знает!
Тут меня озарила блестящая, но и тревожная идея:
— Слушайте, Борис Борисыч! А Султанов точно не знает, что Рыбин уже покойник?
— Пока утечки не было. Блокируем. Отслеживаем бдительно. Пока даже слухов не поползло про Рыбина. Уехал в командировку и уехал. Пока версия держится, слава Богу.
— А если Султанов для проверки звонил Рыбину⁈ Домой или на работу… Звонит, а трубку не берут! Что он подумает?
Пашутин усмехнулся, давая понять, что одобряет мою смекалку:
— Мысль здравая. Это мы в первую очередь предусмотрели. На домашний телефон женщину посадили — как бы уехал он и попросил убраться, вот она случайно трубку и взяла. А на рабочем телефоне — там его помощник был. Тоже легенду бы ответил.
— Но…
— Но никто посторонний не звонил. Пара наших местных звонков была, это несущественно.
— Все ясно, — закончил я.
У меня вправду вопросов больше не было. Я убедился, что наши контрразведчики постарались предусмотреть все, что возможно, а вообще все предусмотреть нельзя. И уж как пойдут события — тут не зевай, лови удачу. Но пока все в нашу сторону!
Об этом я тоже говорить не стал, чтобы не сглазить.
Пашутин начал детально объяснять задачу:
— Смотри! Зрительный зал небольшой. Ожидается аншлаг. Вот твой билет. Второй ряд, десятое место.
Он вручил мне самый настоящий входной билет на представление: на плохонькой бумаге, с фиолетовым штампом, с отрывным корешком.
— Имей в виду: билет блатной, можешь оказаться в массовке.
— На сцену вытащат?
— Не исключаю. Надо быть готовым. Вести себя естественно.
Я пошутил:
— Вот и посмотрим, разгадает ли он во мне спецагента!
Полковник шутку принял, ухмыльнулся, но добавил:
— Повторю: веди себя естественно, нормально — и тогда вообще никто в душу не залезет, никакой гипнотизер, никакой прохвост… Ну, еще поговорим об этом, — он кинул взгляд на стенные часы, — а пока, думаю, самое лучшее отдохнуть, сил набраться. Извини, вопрос с другого фланга: ты у Кондратьевых прочно на постой встал?
— Похоже на то.
— Ну и ладно! Я вижу: девушка серьезная, хорошая. Красивая. Одобряю!
Я пожал плечами — типа, разберусь сам.
На том для меня подготовка к спецоперации закончилась. Пашутину же предстояли еще увязки, утряски, и он отпустил меня отдыхать, предупредив, чтобы в 17.50 я был на одном из КПП (контрольно-пропускных пунктов). Стартуем оттуда.
И я пошел к Аэлите, вновь испытывая странное чувство свободы посреди рабочего дня. Не успел привыкнуть. Да и не надо. Отдыхать еще не скоро буду. Впереди работа.
Примерно так и сказал Аэлите, явно ждавшей от меня активных действий — понравилось, смотри-ка! Ладно, заносим себе в актив… Но сейчас надо четко расставить приоритеты.
— Слушай, царевна лебедь! У меня сегодня ответственное мероприятие по линии госбезопасности. Совершенно секретно!
Девушка вытаращила глаза:
— То есть как⁈
— Больше сказать не могу, — отрезал я. — Давай перекусим, но чуть-чуть. Чтобы подкрепиться, но