Отец тяжело выдохнул и провёл рукой по волосам. Я понял, что оборона пала и отец готов слегка приоткрыть завесу тайны.

— Да, — наконец сказал он тихо. — Работаю. Деталей не скажу, но… — он посмотрел на меня оценивающе, — те предположения, которые ты вчера высказал… они могут кое-кого заинтересовать. Это может помочь тебе обратить на себя внимание. Сейчас нужны космонавты не просто лётчики-испытатели, но и инженеры.

Это было то, что нужно. Поэтому я не смог сдержать хитрой улыбки. Напустив на себя важный и загадочный вид, я сказал:

— По возвращении домой я кое-что верну тебе. Там ты найдёшь много любопытного. Если тебе понравились мои вчерашние рассуждения, то и эти мысли должны понравиться.

Отец удивлённо посмотрел на меня, потом с улыбкой покачал головой, раскусив мой замысел.

— Ну ты и жук, сын. Хорошо, заинтриговал. Буду ждать.

Он снова отвернулся к воде. Его плечи, на мгновение распрямившиеся, снова поникли, будто на них легла невидимая тяжесть. Я знал, что его гложет и не даёт нормально спать по ночам. Сперва я хотел промолчать, но, подумав, решил, что ему это нужно услышать. Не факт, что отцу об этом вообще кто-то говорил.

Я сделал шаг к нему и, наклонившись, проговорил полушёпотом:

— Ты не виноват, отец.

Он повернулся ко мне резко и с недоумением воззрился на меня.

— Блокнот, — пояснил я спокойно. — Я же читал его. Думаешь, я не понимаю причины твоей бессонницы? Та авария — не твоя вина. Насколько я понял, не ты был главным и не ты отдавал приказы. Наоборот, ты старался всё отменить, но тебя не послушали.

На лице отца появилась гримаса боли.

— Погибли люди, Сергей, — с тоской проговорил он. — Хорошие люди. Многие из них до сих пор приходят ко мне во снах. — Он устало потёр лицо ладонями. — Я понимаю разумом, что не виноват. Но не могу избавиться от ощущения, что должен был сделать больше, чтобы предотвратить трагедию.

Я слушал его и думал, что в каком-то смысле понимаю его чувства. Сложно терять людей — это я знал не понаслышке. Но брать на себя вину других… это было расточительно. Так никакой энергии не хватит, чтобы развиваться, совершенствоваться и не допустить в будущем подобных катастроф.

Я положил руку ему на плечо и слегка сжал.

— Пап, если постоянно жить с чувством вины, не останется сил на то, чтобы двигаться вперёд и сделать так, чтобы подобное больше не повторилось. — Я отпустил его плечо и тоже посмотрел на воду. — Нужно отпускать то, что нельзя изменить. Куда важнее сосредоточиться на том, что можно сделать сейчас. Хоть это и сложно.

Отец долго молчал, глядя куда-то вдаль. Потом медленно кивнул.

— Ты прав. Да и я сам понимаю, что пора отпустить всё. Я уже достаточно себя наказал. — Он глубоко вдохнул, затем медленно выдохнул. — Пришло время двигаться дальше.

Отец замолчал. Я понял, что на этом наша беседа окончена. Поэтому я развернулся и пошёл к лагерю, оставив отца наедине со своими думами. Будет хорошо, если он победит своих внутренних демонов, которые ежедневно грызут его изнутри, лишая спокойствия и нормального отдыха. А если сам не справится, то я всегда рядом.

Глава 18

Наш палаточный городок простоял до самого вечера. Собирались мы неспешно, с чувством лёгкой грусти от завершения небольшого отпуска. Мы свернули палатки, аккуратно уложили подкопчённые костром котлы и миски в багажники машин, тщательно залили кострище водой и засыпали землёй.

Казалось, даже сама природа не хотела нас отпускать: солнце медленно катилось к горизонту, окрашивая всё вокруг в ярко-алые тона, обещая на завтра жаркую погоду. Воздух казался ещё более тёплым и напоённым ароматами близкого леса. Даже комары казались роднее и мелодичнее.

Прежде чем разъехаться в разные концы Москвы, мы обменялись крепкими рукопожатиями друг с другом и обещаниями обязательно повторить подобную поездку когда-нибудь в будущем.

Утром следующего дня я вернул отцу его блокнот. Дождавшись, когда он усядется с утренней газетой и чашкой кофе на кухне, я положил его перед ним на стол.

Отец взял блокнот в руки, внимательно пробежался по содержимому некоторых страниц, на которых моим почерком были добавлены комментарии и уточнения, потом посмотрел на меня. На его лице мелькнуло удивлённое выражение.

— Спасибо, — проговорил он и потрепал корешок блокнота. — Обязательно изучу его повнимательнее. Как раз вечером можно будет обсудить твои идеи.

Но обсуждения моих идей не случилось. Ни вечером, ни на следующий день, ни через неделю. Дело в том, что отца срочно вызвали в командировку по работе. Звонок раздался ранним утром, и я, сидя за столом на кухне, сквозь шипение чайника и музыку, которая лилась из радио, расслышал обрывки фраз из разговора отца с кем-то по телефону: «Так точно», «Понял», «Буду готов».

Когда отец вернулся на кухню, настроение у него было уже совсем другим. Лицо его выглядело озабоченным, а взгляд отсутствующим, будто все его мысли были где-то далеко, за пределами нашей квартиры.

За завтраком он тоже был рассеян, не сразу откликался, когда мать или я обращались к нему, и дважды переспрашивал, если мы что-то рассказывали. Озабоченность и внутреннее напряжение сквозили в каждом его движении, в каждом взгляде и нервном постукивании пальцами по столу.

Я попытался было осторожно вызнать, всё ли в порядке, но он лишь отмахнулся, пробормотав что-то невнятное про «штатные рабочие моменты» и «внеплановую проверку на одном из смежных предприятий».

Но по тому, как он суетливо собирал вещи в свой старенький кожаный саквояж, я понял, что дело было не совсем уж штатное. Да что там говорить, он даже свой пропуск забыл на столе! А ведь это серьёзное нарушение секретности. Благо к тому моменту в квартире остался только я. Поэтому, когда отец вернулся за пропуском, я сделал вид, что и вовсе ничего не видел.

Когда мы прощались с отцом воле машины, которая приехала за ним, он лишь кивнул мне на прощание и крепко сжал моё плечо, прежде чем сесть в машину. Я постоял немного, глядя вслед удаляющемуся авто, а на душе зрело неприятное предчувствие. Интуиция подсказывала мне, что эта командировка отца ещё принесёт хлопот нам в будущем.

Впрочем, вскоре мне