принял неожиданный оборот. Ребята из аэроклуба горячо обсуждали возможность полётов на Луну. Володя с Сашей строили предположения о сроках первой высадки, Миша рисовал палкой на песке схему ракеты.
— Думаю, до семидесятого года точно слетаем! — уверенно заявлял Володя.
— Да куда там, раньше семидесятого не получится, — возразил Саша. — Технологии ещё те…
Мой отец и Георгий Петрович тоже участвовали в беседе, хотя и высказывались более осторожно, общими фразами. Я присел на бревно рядом с Катей и присоединился к разговору.
— Знаете, а ведь мы пока многого не знаем о Луне, — начал я, аккуратно подбирая слова. — Вопрос не только в том, как до неё долететь, но и в том, что мы там будем делать. Какая там почва? Выдержит ли она посадку модуля? А если там есть вещества, с которыми наши скафандры не справятся? Например, песок… или пыль. И если они там есть, то вряд ли они обтёсываются ветром и водой так же, как на Земле, потому что атмосферы разные. Если я прав, значит, края острые, а это наверняка навредит механизмам и будет намертво въедаться в ткань. По аналогии с шахтёрами, только во много раз хуже.
Володя в ответ на это беззаботно махнул рукой:
— Наши учёные что-нибудь да придумают! Я в этом даже не сомневаюсь.
Но я заметил, как мой отец и Георгий Петрович задумались. Их взгляды стали серьёзными, профессиональными. Отец что-то тихо сказал Георгию Петровичу, и тот кивнул.
Разговор постепенно иссяк. Мы доели остатки мяса, попили чаю и начали расходиться по палаткам. Я ещё немного посидел у догорающего костра, глядя на угли и думая о том, как бы начать завтра разговор с отцом на тему его работы, а потом и сам отправился на боковую.
Проснулся я на рассвете, когда первые лучи солнца едва коснулись верхушек деревьев. Выполнил свой обычный комплекс упражнений и отправился на пробежку вдоль берега. Воздух был свежий, прохладный, а виды открывались шикарные. Благодать и благолепие — иначе и не скажешь.
Возвращаясь к лагерю, я заметил в отдалении от нашего лагеря одиноко стоящую фигуру отца. Он неподвижно стоял у воды и задумчиво смотрел на водную гладь, уже начинающую розоветь в лучах восходящего солнца.
— Доброе утро, — сказал я подходя.
Отец слегка вздрогнул от неожиданности и повернулся ко мне, выныривая из своих мыслей
— А, Сергей… Доброе. Раненько ты сегодня.
— Привычка, — пожал я плечами. — А ты что так рано? Не спалось?
Он вздохнул, снова глядя на воду.
— Да так, мысли разные… Не спится в общем.
Помолчали. Я поднял с земли плоский камень и запустил его «лягушкой» по воде. Камень подпрыгнул три раза и утонул.
Отец, неожиданно, заговорил, не поворачивая головы в мою сторону:
— Неплохие мысли ты вчера высказывал… насчёт Луны.
Я лишь пожал плечами, поднимая очередной камень. Запустил его. На этот раз получилось четыре прыжка. Это хорошо, что отец сам начал говорить на нужную мне тему.
— Ты это всерьёз о космонавтике? О Луне? — спросил отец, поворачиваясь ко мне.
Я спокойно встретил его взгляд и кивнул, совершенно серьёзно.
— Да. Всерьёз. Я такими вещами не шучу.
Он посмотрел на меня долгим, изучающим взглядом, как будто видел впервые. Потом медленно кивнул.
— Теперь вижу… — отец сделал паузу, будто подбирая нужные слова. — Когда ты в детстве и в подростковом возрасте говорил о космосе, я думал, это временное увлечение. Мальчишеская мечта. Но на дне рождения Кати я слушал, о чём и как ты говорил с… с дядей Серёжей. И вчера вечером я убедился, что это у тебя всерьёз и надолго.
Он помолчал, глядя куда-то вдаль, где солнце уже поднималось над деревьями.
— Ту информацию, которой ты оперируешь… её не всегда в газетах и журналах найдёшь. Нужно постараться, чтобы найти. — Он снова испытующе посмотрел на меня, и в его взгляде я прочёл немой вопрос.
Я сохранил невозмутимое выражение лица, делая вид, что не уловил скрытый смысл его слов. Поднял ещё один камень, тщательно прицелился и запустил его по воде. Камень подпрыгнул пять раз, оставляя за собой расходящиеся круги.
— Просто интересуюсь, — сказал я наконец, глядя на воду, а не на него. — Когда тебе что-то по-настоящему интересно, всегда найдёшь способ узнать больше.
Отец ничего не ответил. Мы продолжили стоять в тишине, наблюдая за восходящим солнцем. Молчание затянулось, и я уже подумывал оставить отца наедине с его мыслями и вернуться в наш лагерь, как он неожиданно заговорил:
— Ты понимаешь, насколько это сложно? — Сказал он это тихо, на грани шёпота. — Попасть в команду… Особенно сейчас, когда основной состав уже набран. — Он подался мне навстречу. — И это я ещё не говорю о твоём возрасте. Тебе нужно будет совершить нечто выдающееся, чтобы тебя заметили.
Я согласно кивнул, поднимая с земли ещё один плоский камень.
— Понимаю. У меня есть план. И я намерен чётко следовать ему.
Взгляд отца изменился, в нём проявилась не просто отцовская забота, а профессиональная оценка. В уголках его глаз наметились небольшие морщинки-лучики — первый признак отцовской улыбки.
— План… — произнёс он задумчиво. — План — это замечательно. — Он сделал паузу, как бы взвешивая свои следующие слова. — Как отец… я постараюсь тебе помочь. У меня есть пара знакомых ещё со времён учёбы, которые…
Я понял, что отец снова собирался уйти в дежурные отговорки, поэтому я решил рискнуть и перебил его, глядя прямо в глаза:
— Ты ведь ракеты проектируешь, так? Или не проектируешь, но точно связан с КБ. Я всё верно понял?
Отец замялся. Я видел, как в нём борются желание сказать правду и годами выработанная привычка к секретности. Его пальцы непроизвольно сжались в кулак.
Я решил дожать. Нужно было ковать железо, пока горячо.
— Да брось, отец. Мы здесь одни, — я обвёл рукой пустынный берег. — Или ты думаешь, твой сын пойдёт на своего же отца донос строчить? Разве ты таким меня воспитал?
Отец резко мотнул головой, и в его глазах мелькнула обида. Не на меня, а на саму возможность такого предположения.
— Нет. Я так не думаю, — буркнул он.
— Тогда в чём проблема? — Я смягчил тон. — Я не прошу разглашать информацию о секретных разработках. Я понимаю, как это серьёзно. — Я выставил