Для меня достаточно, что англичане поспособствуют скорейшему окончанию Кавказской войны и освобождению всех православных пленных, надеюсь, не только в одном Египте. Соответственно, мы с Василием скорее вернёмся домой, и я очень рассчитываю, что больше никакие великие дела никогда не омрачат мою тихую и скучную жизнь обыкновенного русского помещика. Я мечтал о своём имении, о тихих вечерах на террасе, о конных прогулках по полям, о рыбалке на пруду.

Судя по тому, как пошли наши дела в Александрии, англичане приняли предложения генерала Куприна, и пятнадцатого декабря я с большим конвоем, состоящим наполовину из уже освобождённых русских невольников, ехал в Каир.

Вторая половина были были солдаты, которыми командовали у Сулейман-бея наши соотечественники. Они пошли за своими командирами, которым как оказалось верили больше чем беям и паше.

Мухаммад Али понял, что ему надо переориентироваться на других европейских покровителей, и принял предъявленный ультиматум, подтвердив своё согласие с подписанным его сыном Ибрагимом-пашой документом. Но чтобы не произошло конфликта, в первую очередь с русскими, он уехал куда-то на юг. Там со слов знающих людей нет русских пленных и правитель Египта уверен, что не столкнется с нами.

За свою власть и просто рухнувший в пропасть авторитет после моего расстрела изверга-паши, Мухаммад Али не переживает. Он уверен, что его новые хозяева хорошо знают, что лучшее враг хорошего и не позволят никому отнять у него власть.

С нами едет шустрый адъютант Сулеймана-бея. Он оказался тоже французом, как и его хозяин. Невысокий, юркий, с быстрыми глазками и угодливой улыбкой. Но этот человек принадлежит к категории людей, которые считают, что вовремя предать — это значит предвидеть. И вот этот месье, а нам он представился уже снова как месье, как раз это и сделал. И сдал Сулеймана-бея с потрохами.

— В Каире достаточно много тюрем, где содержатся строптивые русские, — объяснял он мне монотонным голосом, словно читал заученный урок, когда мы ехали по дороге. — Содержать их в одном месте арабы боятся. Неприятный для них опыт уже имеется. Была попытка собрать всех в одной крепости — так они подняли бунт, перебили охрану и едва не сбежали. С тех пор не больше пятнадцати человек в одном месте. Это правило Сулеймана-бея.

Он говорил спокойно, деловито, словно речь шла о складировании товара, а не о людях.

Я уже вполне здоров, но разговаривать о чём-либо со своими сопровождающими желания нет. Тем более с этим господином «Во время предвидеть». Его с моей лёгкой руки у нас так и зовут: господин «Во время предвидеть».

Когда я повторил эту фразу полностью, она всем понравилась, и француза сразу же стали называть именно так. Он, кажется, даже не понял, что его прозвище — насмешка. Или сделал вид, что не понял.

Каир мне был знаком. Когда мы ездили смотреть пирамиды, то побывали и в этом огромном городе. И я был потрясён, что сейчас, в девятнадцатом веке, мне довелось увидеть почти то же самое, что будет и через двести пятьдесят лет.

Это, конечно, не касается нового современного города, а старого исторического Каира, в который нам организовали экскурсию в прошлый раз.

Древняя столица Египта встретила нас удушающим зноем и невообразимым смешением красок, запахов и звуков. Солнце стояло в зените, безжалостно палило, и воздух дрожал от жары, словно над раскалённой сковородой. Узкие улочки старого города, где наши лошади с трудом протискивались между глинобитными домами, были забиты толпой — нищие в лохмотьях, с протянутыми руками и заунывными воплями, богатые купцы в шёлковых одеждах и расшитых золотом жилетах, закутанные в чёрное женщины, из-под покрывал которых иногда сверкали любопытные глаза, уличные торговцы, выкрикивающие на очень многих языках свой товар, погонщики верблюдов и ослов, беспрестанно понукающие своих животных.

Над всем этим хаосом возвышались минареты мечетей, стройные, изящные, украшенные арабской вязью. С них доносились призывы муэдзинов, призывающих правоверных к молитве. Воздух дрожал от жары и был напоён тысячей запахов — пряностей с базара, корицы, кардамона, шафрана, навоза от бесчисленных животных, гниющих отбросов, которые валялись в канавах, благовоний из лавок парфюмеров, жареного мяса с уличных жаровен, где готовили кебабы и кофту, одного из любимейших и традиционных блюд в Египте…

Старый Каир был настоящим лабиринтом кривых переулков, где дома нависали друг над другом так, что почти смыкались крышами, оставляя лишь узкую полоску раскалённого неба. В полдень в этих переулках царил полумрак, жара здесь была чуть меньше, и местные жители прятались в тени, сидя на пороге домов или в лавках. Стены домов были покрыты пылью веков, облупившейся штукатуркой, местами виднелись древние камни, помнившие, возможно, ещё фатимидских халифов. Из-за резных деревянных решёток машрабий, этих характерных эркеров, выглядывали любопытные лица — женщин, детей, стариков.

На каждом углу — фонтан или водонос с бурдюком из козьей кожи, предлагающий прохожим воду за мелкую монету, торговцы сладостями — пахлавой, рахат-лукумом, финиками, — и лепёшками, нищие, протягивающие руки и бормочущие молитвы, слепые старики, которых вели мальчики-поводыри, дервиши в потрёпанных одеждах, с горящими фанатичным огнём глазами.

Базары поражали воображение — это был отдельный мир, город в городе. Бесконечные ряды лавок под навесами из парусины и пальмовых листьев, защищающих от солнца, где торговали всем, чем можно: от золотых украшений, инкрустированных драгоценными камнями, до живых кур в плетёных клетках, от персидских ковров, развешанных так, что образовывали целые коридоры из шерсти и шёлка, до рабов, которые стояли на специальных помостах, пока покупатели оценивали их зубы и мускулы. Крики торговцев, зазывающих покупателей и расхваливающих свой товар, звон медных изделий, когда медники стучали молотками, придавая форму подносам и кувшинам, запах кожи из кожевенных лавок, специй из лавок пряностей — всё это сливалось в единую оглушительную, пёструю, пахучую какофонию восточного города.

Я видел, как торговцы коврами разворачивают свой товар перед покупателями, рассказывая историю каждого ковра — где он соткан, сколько месяцев работы в него вложено. Видел, как ювелиры взвешивают золото на миниатюрных весах, придирчиво рассматривая каждый грамм. Видел, как торговец попугаями учит своих птиц произносить приветствия на арабском и турецком. Видел продавца змей, который доставал из корзины кобру и заставлял её танцевать под звуки флейты.

Но сейчас у нас не экскурсия, а выполнение поручения генерала Чернова.

Мы уже