завтрака Владимир Михайлович умчался на службу. Тетушка отправилась в театр — проверить, все ли готово к премьере, а я с отцом отправился в город. Необходимо было купить красок, кистей, ватман и другие принадлежности художника. Да тот же мольберт! Ну и в лавки с тканью требовалось зайти, а затем к портным — заказать мне новую одежду. Все же права мама, многие вещи мне уже малы становятся. А уж когда тренировки начнут оказывать влияние на тело, то уж точно влезать в них не буду. С собой мы взяли Пелагею. Для чего — лично мне не совсем понятно. Так-то отправились на тарантасе, и Корней вполне мог и сам приобретенные нами вещи от лавки до транспорта дотащить и потом в дом занести. Но отец настоял.

Пока ехали, он переводил цепкий взгляд с меня на девушку и обратно. Та от такого пристального внимания раскраснелась, а руки стали нервно трепать подол платья.

— Что-то случилось? — не выдержал и я его взглядов.

— Случилось, — вдруг обронил глухо отец.

— И что?

Поведение папы меня нервировало и пугало.

— Мой сын не обращает никакого внимания на девиц, что у него под боком. Настолько не обращает, что уже даже другие люди это стали замечать. И закрадываются у них нехорошие мысли — а не стали ли Роману Винокурову больше нравится… кхм…

Он не договорил, но и так все понятно. У меня аж лицо вытянулось от возмущения. И заодно вспомнились странные взгляды Зубова утром. Так вот кто ему такие глупости наплел! А казался приличным человеком…

— И что? Мне чтобы эти слухи пресечь, прямо посередь улицы ее разложить надо? — ткнул я пальцем в Пелагею.

Та сжалась от страха в углу тарантаса, а отец смутился.

— Ну зачем же ты так… с чего посередь-то?.. — растерялся он. — Достаточно и просто, если будешь внимание оказывать. Или показывать, что она тебе не безразлична. Ну, в этом плане…

— И как ты это видишь? — продолжил я на него давить. — Целовать крепостную у всех на глазах? Подол забирать? Или по жопе хлопать у всех на виду?

— Ты палку-то не перегибай! — рассердился отец.

— А кто ее раньше начал гнуть? Уж не ты ли, папа, глупости такие за другими повторяя?

Мы уставились друг на друга, как два рассерженных индюка. Первым не выдержал отец. Он откинулся на спинку дивана тарантаса и шумно выдохнул.

— Извини. Не прав был, что худо о тебе подумал. А ты — ничего не слышала, ясно? — тут же метнул он грозный взгляд на девку.

— Да, барин, — пропищала она. — Уразумею.

— Уразумеет она, — прокряхтел показательно отец. — Лучше бы сама себя проявила, чтобы о твоем господине такие слухи не ходили. А то — вишь, он у тебя дюже деликатный, да честный. Без согласия подол точно не задерет.

Хорошо, что вскоре мы доехали до книжного магазина, бывшего первым пунктом в нашем заезде по городу. Закупились в нем относительно быстро, после чего отправились на рынок. Там в торговых рядах присмотрели подходящую ткань, после чего, не задерживаясь, отправились к портному. Себе на футболку я тоже ткани присмотрел. Взял хлопчатый ситец два отреза — белого и серого цвета. Отец еще удивился этому.

— Для чего они тебе?

— Хочу Маргарите Игоревне заказать обновку себе для тренировок. Мастерство за мастерство — помнишь?

— Это какую такую обновку ты хочешь, что у портного не сшить?

— Но ведь что-то с нее взять нужно? — не стал я вдаваться в подробности.

— Я думал — накидку себе закажешь, али плащ какой.

В ответ я лишь покачал головой. Мнения своего я менять не собираюсь. В конце своего «магазинного турне» мы заскочили к сапожнику. Там я удивил отца еще раз, сделав заказ на тапочки. Тот удивился, как и сам мастер, когда я попросил на сапожную твердую подошву просто полоску ткани нашить.

— И зачем сие? — не удержался от вопроса отец.

— А ты представь: по утру ноги в них спросонья всунул, да пошел. А с такой подошвой — хоть во двор выйти можно. И зимой, когда полы холодные, тепло. Можно в тонком носке ходить.

Почесав задумчиво подбородок, отец и себе такие заказал на пробу. Посмотрев на простое платье Пелагеи, я не удержался и ей наряд прикупить. Деньги имелись, хоть пока я и не разобрался, насколько мы в семейный бюджет влезли. Но отец отказывать моей просьбе обновить гардероб личной служанке не стал. Так что и для Пелагеи взяли пару отрезов ткани, да ниток с иголками. Шить она сама себе сарафан будет, благо что умеет. Я лишь ей шепнул, чтобы не торопилась с этим, а меня дождалась. Хотелось узнать, какого фасона она собирается шить себе сарафан, да может что подсказать. Чисто, чтобы мне приятнее на нее смотреть было. И насколько знаю, сами женщины очень падки на новинки в моде. А тут — станет она у меня законодательницей моды в нашем имении. Или не станет, тут уж время покажет. Но надоело мне смотреть на платья в пол, да почти без вырезов. Лишь бы священник Феофан сильно не придирался. Однако и с ним договориться можно, чай с нашего стола кормится.

Провозились с покупками мы до самого обеда, а ведь мне уже по времени к госпоже Угорской надо спешить. Даже пообедать не успеваю. Большую часть времени у портных потратили — на примерки, да уточнение, что именно мы хотим и в какой срок.

— Остановись! — приказал я Корнею, когда заметил на улице бабок, продающих пироги.

— Сын, разве это дело — у лоточниц покупать? — возмутился отец.

— Опаздывать еще хуже, — резонно заметил я. — А время почти два часа. Не сидеть же мне у Маргариты Игоревны и смущать ее своим бурчащим животом?

— Ладно, — нехотя признал мою правоту отец.

В итоге я стал обладателем четырех печеных пирогов — три с рыбой и один с капустой. Так как Пелагея в гости отправится со мной, все же личная служанка, то один пирог с рыбой достался ей. Есть при нас она не стала, спрятав тот в платок. Ну а я все умял, пока до дома Угорской ехали.

Сам дом был двухэтажным кирпичным на четыре квартиры. Построил его какой-то купец и сдавал квартиры в аренду обеспеченным