Больше новостей не было, и шелковая салфетка заставила попугая умолкнуть.

Уверенный, что благодаря собственной ловкости мне удалось обмануть судьбу, в прекрасном настроении я прошел в кабинет с намерением хорошенько поработать.

III

Она сидела против окна и явно дожидалась меня. Большая, серо-белая почтовая чайка. Я удивился, так как считал, что на почте служат только вороны.

Ворона – птица городская, живет на деревьях, непривередлива к пище, и, что особенно важно, нежадная, хотя и любит яркие, блестящие предметы. Таким образом, ворона идеально подходит для службы в почтовом ведомстве. Мне могут возразить и вспомнить о голубях. Не буду оспаривать – почтовый голубь быстрее и надежнее. Он незаменим для доставки экстренных сообщений – телеграмм или важных писем на большие расстояния, скажем, в другой город. Именно поэтому аристократы и люди состоятельные предпочитают голубей. Но вспомним о цене! Услуги почтового голубя намного дороже услуг городской скромницы-вороны. А это, согласитесь, очень важный аргумент! Год назад в прессе промелькнуло сообщение, что для дальнейшего снижения себестоимости почтовой пересылки городские власти в качестве эксперимента наняли других городских птиц – воробьев. Поэтому я бы не удивился увидеть серого попрошайку на своем окне в новом качестве, но чайка! Это, извините, ни в какие ворота не лезет! Кому в голову может прийти использовать такую птицу? Чайке нужно море, она любит простор, питается рыбой. А рыба – продукт крайне дорогой и этот факт подтвердит любой торговец с рынка.

И все же чайка сидела у моего окна. Увидев меня в кабинете, птица требовательно постучала клювом по водосточной трубе. Я открыл окно и забрал письмо.

Послание, как и доставивший его почтальон, было необычным, это настораживало. Опуская детали, необязательные для прояснения сути дела, скажу, что написанный на дорогой вощеной бумаге с печатями и сложными вензелями текст призывал господина доктора, т.е. меня, безотлагательно явиться в Адмиралтейство по делу государственной важности.

Решительно не понимая, чем могу быть полезен военно-морскому ведомству, я стал собираться в дорогу.

Основатель нашего цеха великий Гиппократ из рода всадников, чьи корни по отцу уходят к самому Гераклу, а по матери – к божественному Асклепию, писал: «Врачу сообщает авторитет, если он хорошего цвета и хорошо упитан, соответственно своей природе. Затем ему прилично держать себя чисто, иметь хорошую одежду и натираться благоухающими мазями».

Упитанность я имел соответствующую, цвет лица тоже, и посему, в качестве завершающего мазка к портрету, одеться решил прилично, но не чопорно.

Белоснежная сорочка из тончайшего голландского сукна, жемчужные запонки, легкий черный костюм, галстук фряжских мастеров, туфли из хорошо выделанной телячьей кожи придали мне респектабельный вид. Довершили мой наряд длинный плащ и темно-малиновый бархатный берет с небольшой брошью. Оценив свое отображение в зеркале, я остался доволен. Мне показалось, что выбранный головной убор напоминает берет имперского морского пехотинца и особенно к месту. Шпагу я решил не брать и вышел на улицу.

IV

Вход в Адмиралтейство охраняли бравые моряки. Дежурный офицер проверил мои документы, в качестве пропуска я предъявил полученное письмо. Он вытянулся и молча откозырял. Все-таки военная служба украшает настоящего мужчину! Военные люди, в отличие от штатских, более подтянуты, лаконичны, дисциплинированы. Несомненно, с ними приятно иметь любое дело и на них можно рассчитывать в трудную минуту. Я сдал свой плащ в гардероб, и, продолжая размышлять, поднялся по парадной лестнице к нужному мне кабинету.

Едва увидев дверь, я оробел. Это была не просто дверь, это были парадные ворота! Особенно меня впечатлили затейливый резной орнамент, покрытый свежей позолотой и полное отсутствии таблички. Даже кабинет господина ректора в Университете поименован строгой «золото на красном» надписью. А здесь решительно отсутствовало какое-либо обозначение хозяина кабинета. «Это какого же статуса должен быть чиновник, который не нуждается в представлениях?» – подумал я и робко открыл дверь.

От вида приемной я оробел еще больше – в три окна, строгого, казенного дизайна, она была полна народу. Различных званий морские офицеры: капитаны третьего, второго и даже первого ранга сидели вдоль стен, плотно прижавшись друг к другу плечами, украшенными золотыми погонами.

Царствовал в этой компании адъютант-референт. Зрелый мужчина, он обладал прической с безупречным пробором. Черная, строгая форма, несомненно, красила его. Он единственный из присутствовавших в комнате позволял своему лицу выражать эмоции. Остальные господа офицеры походили на деревянных болванчиков, которых подьячие продают туристам на Театральном мосту. Сесть было решительно негде. Испытывая уже не робость, а настоящую панику, я тихо спросил: «Кто крайний?» – и скромно встал в углу под вешалкой.

Адъютант-референт непостижимым образом разглядел меня. На его лице последовательно сменились строгость, удивление, подобие доброжелательности.

– Вы к Самому? – обратился он ко мне.

– Не могу знать, – от пережитого я заговорил нелюбимым мною языком, неодолимо захотелось вытянуться во фрунт и щелкнуть каблуками.

– Можете подойти ко мне, – адъютант-референт милостиво улыбнулся, после чего офицеры заметили меня и, как по команде, повернули в мою сторону головы.

Сопровождаемый их взглядами, я прошел через всю приемную и предъявил злополучное письмо. Адъютант-референт неспешно взял его и внимательно прочел текст. Перебрал эмоции, выбрал и закрепил на своем лице удивление. Вернул мне конверт. Несколько минут размышлял, постукивая пальцами по крышке стола.

– Прошу! – адъютант-референт стремительно встал и неожиданно быстро оказался около двери, ведущей в святая святых.

Господа офицеры хором вздохнули и слегка заерзали на своих стульях. Мне ничего не оставалось, как шагнуть в столь любезно открытую дверь. Адъютант-референт спешно прикрыл за моей спиной створки, оставив меня одного перед лицом нового испытания.

Она молча смотрела на меня, поджав довольно пухлые губки. Красивое лицо с правильными чертами лица обрамляли длинные темные волосы, уложенные в строгую прическу. Глаза глубокого карего цвета излучали ум и внимание. Ее внешность сделала бы честь приме Императорских театров. Возраст этой миниатюрной, эффектной женщины я не смог определить. В равной степени ей могло быть около и далеко за тридцать.

«Неужели это Она? – терзало меня сомнение. – Не может в нашей стране такая молодая женщина быть чиновником высокого ранга. И все же Она здесь».

С трудом освободившись от гипнотического воздействия взгляда красавицы, я решил осмотреться. Ничто так не помогает собраться с мыслями, как фокусировка внимания на окружающей обстановке. Итак, что я вижу? Уютное помещение с намеком на роскошь. Камин, прекрасная потолочная лепнина. Стены оклеены