Мать вознамерилась кормить меня так обильно, словно я все эти полгода в училище голодал, и теперь нужно было срочно наверстать упущенное.

— Мам, — сделал я ещё одну попытку избежать пиршества и с тоской посмотрел на это изобилие, — можно было чего-нибудь попроще приготовить. Куда столько?

— Ничего не знаю, — отрезала мать, суетливо расставляя тарелки. — Исхудал вон весь. Куда это годится?

Про исхудал — это было сильное преувеличение. Напротив, в училище я раздался в плечах, набрал массу, вследствие чего мне теперь нужно было обновить весь гардероб. Но, видимо, у матери было своё видение по этому вопросу.

Я решил прибегнуть к «помощи зала». Мой умоляющий взгляд переметнулся на отца, который сидел за столом с газетой и, веселясь от всей души, наблюдал за нашим с матерью препирательством.

Он поймал мой взгляд, понимающе усмехнулся, и… просто развёл руками, как бы говоря: «Сын, против материнской заботы не попрёшь. Смирись». После чего он снова уткнулся в газету. Но я отчётливо видел, что он едва сдерживает улыбку. Вот так, значит? Запомним. Пришлось покориться судьбе и дать решительный бой этому гастрономическому великолепию.

Покончив с завтраком и помыв за собой посуду под недовольное ворчание матери: «я сама» и ' ты не должен этого делать', я направился в коридор, чтобы позвонить.

Глянув на часы, я прикинул, что ещё успеваю застать друга дома перед тем, как он свинтит на работу. Я снял трубку, подставил плечо, чтобы придержать её, и пальцем начал вращать массивный диск, набирая номер Вани.

Слушая гудки в телефонной трубке, я ожидал услышать его грубый бас. Поэтому, когда трубку сняли, и на другом конце провода прозвучал нежный женский голос, я на секунду опешил.

— Алло? — Ответил голос.

Насколько я помнил, Ваня жил один. Его мать давно умерла, а отец загремел в тюрьму. Да и голос показался мне смутно знакомым, поэтому я предположил:

— Наташа?

— Да! — Бодро отозвалась девушка. — А кто это?

Это меня ещё больше удивило. Ничего себе, у ребят свободные взгляды. Я был уверен, что семья Наташи придерживается строгих правил. Впрочем, их дело.

— Это Сергей Громов, — представился я.

— Ой, Серёжа! Привет! — В её голосе послышалась улыбка. — А Ванечка ждал твоего приезда. Очень хорошо, что ты позвонил. Сейчас!

«Ванечка». Ничего себе нежности. Сегодняшнее утро полнится сюрпризами и неожиданными поворотами.

Видимо, Наташа прикрыла трубку рукой, потому что звук её голоса стал едва слышен, но я всё равно разобрал приглушённый возглас: «Ва-а-а-аня-я-я, Серёжа звонит!» Последовала короткая пауза, а затем её ответ: «Да, Гром.» И уже снова мне: — Он сейчас подойдёт, Серёжа. Ты извини, но я пойду. На работу спешу. Позже увидимся, хорошо?

Пожелав ей хорошего дня, я остался ждать Ваню. Вскоре в трубке послышались тяжёлые шаги, шарканье, треск и, наконец, я услышал знакомый хриплый бас.

— Гром, здорова! — Пробубнил что-то жующий Ваня. — Ну наконец-то приехал! Рад слышать. Мы тут уже все заждались тебя. Родители твои сказали мне, что ты вот-вот объявишься. Я как раз сегодня-завтра собирался к тебе заскочить.

— Да я только недавно приехал. Мать передавала, что ты интересовался и хотел встретиться, — ответил я. — Я чего звоню-то, давай пересечёмся сегодня? Вечерком посидим где-нибудь за кружкой кваса, пообщаемся нормально.

— Да я только за! — Тут же оживился Ваня. — Я ж не просто так тебя ждал. У меня для тебя новость есть. И предложение одно… такое, от которого ты не сможешь отказаться. Серьёзное.

Это меня заинтриговало. В прошлом Ванины «серьёзные предложения» обычно пахли либо грандиозной авантюрой, либо чем-то сомнительным, но сулящим выгоду. Но он с той жизнью покончил. Неужели вернулся?

— Какое ещё предложение? — уточнил я.

— Не — не. Всё узнаёшь вечером, — со смешком ответил он, и я живо представил себе его самодовольную ухмылку. — Там всё и обсудим.

— Ладно, — согласился я. — Вечером так вечером. Интриган, блин.

Ваня хрипло рассмеялся, и на этом моменте мы с ним попрощались. Я положил трубку, всё ещё ломая голову над тем, что бы такого мог предложить мне Ваня.

Это могло быть что угодно. От совместного бизнеса по сборке радиоприёмников до какого-нибудь безумного, но прибыльного «гешефта». Мой мозг генерировал самые невероятные варианты. Потому что, чёрт его знает, что у этого сорванца на уме.

Повесив трубку, я взглянул на часы. Времени было в обрез, а я хотел успеть в аэроклуб до обеда. Вчера Катя обмолвилась, что Павел Алексеевич как раз в эти дни должен быть на месте. А мне хочется повидаться с ним. Всё-таки этот человек сыграл в моей новой жизни немалую роль.

Он не раз становился на мою сторону в передрягах, верил в меня, даже когда все вокруг сомневались. Да и в своих письмах Катя частенько упоминала, что он постоянно интересуется моими успехами в училище. Честно говоря, и мне самому было искренне приятно думать о встрече с ним. За время обучения я по-настоящему прикипел к этому суровому, но справедливому человеку.

Быстро собравшись, я вышел на улицу и направился к автобусной остановке. Дорога до аэроклуба, по моим ощущениям, заняла меньше времени, чем раньше. Хотя, вероятнее всего, дело было в предвкушении скорой встречи с местом и людьми, которые оставили после себя приятные воспоминания.

Когда я оказался на территории аэроклуба, меня накрыла волна ностальгии. Я и не думал, что мне настолько приятно будет вновь пройтись по знакомой территории, увидеть старые ангары, повидать мелькающих между корпусами знакомых инструкторов.

Я зашёл в главное здание и зашагал по пока ещё пустующим коридорам. По пути мне вспомнились парни из моей группы. Нужно будет обязательно собрать всех наших, чтобы пообщаться и узнать, кто как живёт, у кого какие планы и успехи.

Размышляя об этом, я и не заметил, как дошёл до кабинета Крутова. Постучал, но ответом мне была тишина. Дверь была приоткрыта. Я заглянул и увидел, что внутри никого нет.

Услышав звук шагов, я обернулся. На пороге стояла неизменная Шапокляк. Настроение у меня было прекрасное, поэтому меня нисколько не расстроило её выражение лица: всё та же кислая мина, всё те же поджатые губы. Хоть что-то неизменно в этой жизни. Я поздоровался.

— Здравствуйте, Громов, — буркнула она, направляясь к своему столу. — Павла Алексеевича нет на месте.

— Это я заметил, — проговорил я и шагнул