Эй друг, не грусти.

Гол пропущен, не беда.

Всё равно всех победит

Только наша команда-звезда.

Горький «Торпедо», Горький! — второй припев я и фанаты пропели уже хором.

Горький «Торпедо», Горький!

Мы пришли на хоккей,

Мы с хоккеем навсегда,

Ведь на льду в урагане страстей,

Бьётся наша команда-звезда.

Горький «Торпедо», Горький!

Горький «Торпедо», Горький.

— Ну как, годится? — улыбнулся я, видя вытянутые лица местных хоккейных фанатов.

— Это очень сильно, — пролепетал толстяк. — На следующую игру споём! Да, мужики?

— Если слова запомним, — проворчал один из фанатов, вызвав смех остальных парней. — Кстати, на Урале тоже за наше «Торпедо» болеют?

— В припев, дорогие мои друзья, может вставить название любого другого клуба, — улыбнулся я. — «Молот», пермский «Молот». Или «Крылья Советов», «Крылья». Ну или так: «Динамо» Москва, «Динамо».

— Иван Иваныч, тогда вы и слова на барабане запишите, — пробурчал толстяк, снова протянув мне свой инструмент.

* * *

«Всё верно, всё правильно, хоккей — это зрелище, это спортивный спектакль, — думал я, выруливая на своей „четырёхколёсной ласточке“ на проспект Ленина. — Поэтому кричалки, песни, музыка и танцы девчонок из группы поддержки — это всё к лучшему. Это только подогревает общую атмосферу на трибунах и делает её по-настоящему живой и эмоциональной. А без всего этого, что такое получается? Вышли хоккеисты на лёд, побегали, словно биороботы, забили-пропустили и разъехались по домам. А потом в газетах удивляются, что на матч вместо десяти тысяч человек пришло всего две. Кому интересен спорт без зрелища, без эмоций? Поэтому настоящий хоккей — это прежде всего спектакль».

Подумав о спектакле, я тут же прижался к обочине дороги. Мне вспомнилось, что в Сормовском ДК репетиции народного театра как раз проходили по понедельникам, средам и пятницам. А сегодня была именно пятница. Оставалось только уладить небольшой вопрос с ужином, так как нескольких бутербродов после матча моему организму явно не хватало, и прокатиться в Сормовский район. Я покосился на горящие окна гостиницы «Волна», где на первом этаже находился одноимённый ресторан, и задачка с ужином решилась сама собой.

Правда, в дверях ресторана меня остановил бдительный швейцар, заявив, что свободных мест нет. «Как нет? Что за дела? Меня тут три года назад каждая повариха знала!» — прорычал я про себя, уже привыкнув к тому, что хоккеистов, которые на льду играют в шлемах и в специальной защите, не так часто узнают на улицах в простой бытовой одежде.

— Я — хоккеист этого, — я кивнул в зал, где в этот момент отдыхали игроки челябинской ледовой дружины, — челябинского «Трактора». Если не верите, то спросите у старшего тренера Анатолия Михайловича Кострюкова.

— Покажите документ, — упёрся швейцар.

— Корочки мастера спорта, — рыкнул я и, махнув красной книжицей перед лицом этого упрямого товарища, прошёл внутрь.

Однако свободных мест в ресторане и в самом деле не имелось. Кроме хоккеистов здесь гуляли приехавшие на автозавод из разных уголков страны снабженцы, технические специалисты и прочие гости города. Кроме того за несколькими столиками расположились местные воротили теневого бизнеса и товарищи бандиты со своими подругами лёгкого поведения. Из обычных посетителей, которые заглянули сюда, чтобы скоротать вечерок с бокалом вина под музыку живого ансамбля, в зале находилось не больше двух десятков человек. Кстати, сам ансамбль был одет в цветастые костюмы и под зажигательный ритм исполнял песню ВИА «Поющие сердца»:

Не пойму я двусмысленных строчек,

Твои письма, как дождь многоточья.

И слова твои, словно тропинки в лесу,

Приведут неизвестно куда, и к кому…

«Весело, живенько, молодцы», — хмыкнул я про себя и прошёл к столику старшего тренера челябинского «Трактора», где имелось одно свободное место.

— Не возражаете, Анатолий Михайлович? — спросил я.

— И… Иван? — удивился Кострюков, который в далёком 1971 году первым пригласил меня в свой московский «Локомотив».

Я тогда в горьковском «Торпедо» находился на просмотре, но от предложения наставника столичных железнодорожников отказался. Ибо та его команда доживала в Высшей лиге свои последние дни, и связывать свою судьбу с хоккейным «Титаником» мне не хотелось.

— Ты чего здесь? В команде неприятности? — насторожился он.

— Есть хочу, — улыбнулся я. — Ехал мимо, дай думаю, перекушу. А то до дома отдыха, что в заповеднике «Зелёный город», пилить и пилить.

— Так ты в заповеднике что ли живешь? — захохотал Анатолий Кострюков. — Девушка, принесите ещё одному нашему хоккеисту первое, второе и шашлык из свинины, — обратился он к проходящей мимо официантке. — Так давай к нам, в Челябинск, я тебе двухкомнатные апартаменты лично выбью. Между прочим, это я тебя первый разглядел ещё в 71-ом году на турнире в Череповце.

— Помню, всё помню, — буркнул я, покосившись на танцевальный зал, где отчаянно отплясывали какие-то привлекательные дамы. — Но в Челябинск не поеду. Да мне и тут уже 3-комнатную квартиру предложили, но с условием, что останусь ещё на пару лет.

— А ты, значит, метишь в Москву? — криво усмехнулся наставник «Трактора».

— В следующем году, Анатолий Михайлович, пройдёт Олимпиада, чемпионат Мира и Кубок Канады. Вот куда я мечу, — улыбнулся я, так как мне принесли первое блюдо, второе и ароматный шашлык. — Кстати, если вы ищите, кем бы усилиться, то у вас под боком растёт замечательный парень, будущая мировая звезда.

— Кто? — опешил Кострюков, покосившись на своих ребят, некоторые из которых уже пошли танцевать.

— Сергей Макаров, младший брат Николая, — я кивнул на защитника «Трактора», что за соседним столиком о чём-то беседовал со своими товарищами.

Затем я на какое-то время из беседы с Анатолием Кострюковым выпал и сосредоточился на аппетитном ужине. У нас, у спортсменов, если после матча как следует не поесть, то восстановление мышц может растянуться на несколько дней. И вообще высокие физические нагрузки без нормального питания ведут к истощению организма и к большим проблемам с сердечно-сосудистой системой. А наставник «Трактора», пока я расправлялся с шашлыком, мне успел пожаловаться на воровство москвичами с периферии талантливых ребят, на отсутствие нормальных коньков и клюшек, а ещё его раздражал серый и грязный лёд в челябинском Дворце спорта «Юность».

— Здорово, Тафгай, — пророкотал кто-то, пихнув меня в спину. — Выпей с нами за этот, как его, за спорт, — криво усмехнулся незнакомый мне мужик с широким лицом, на котором явственно