учил детишек грамоте. Жил тихо. А потом… потом пришли эти двуногие твари. До сих пор помню то поле, возле железной дороги, где германские танкисты гусеницами раздавали две сотни наших ребятишек…
В его голосе прозвучала такая беспросветная горечь, что я невольно сжался.
— Я знаю, что по вашим законам я — враг. Бывший белый офицер. Член враждебного класса. Можете меня арестовать. Предать суду. Я готов! — Игнат встал и принял строевую стойку, будто ожидая приговора. Тишина в горнице стала гулкой, её нарушал лишь треск кузнечиков за окном.
Первым заговорил Валуев. Его лицо неожиданно расплылось в широкой, разбойничьей улыбке, которая всегда появлялась в самые неожиданные моменты.
— Арестовать? За что, скажи на милость? За то, что в шестьдесят четыре года пошел добровольцем на фронт? За то, что знаешь местность и можешь помочь уничтожить врага? Да мы тебя, дед, в оборот возьмем, как самого ценного бойца!
Он подошел к Павленко и хлопнул его по плечу так, что старый полковник вздрогнул.
— Слушай все! — Валуев обвел нас взглядом. — То, что мы тут услышали, остается между нами. Для всех Игнат Михайлович Пасько так и остается старым старшиной–добровольцем. Никто и нигде не должен об этом знать! Ни слова! Понятно?
— Так точно, — первым отозвался Хуршед, и в его глазах я увидел уважение к решению командира.
— Para mí, ты хоть маршалом будь, — пожал плечами Алькорта. — Лишь бы стрелял метко и в нужную сторону.
— Я тоже не против, такой огромный военный опыт нам только в помощь, — добавил я.
Валуев с удовлетворением кивнул.
— Вот и славно. Разоблачили мы своего «шпиона». Теперь, товарищ полковник, раз уж ты с нами честен, давай планировать операцию, как полагается. Ты — наш главный специалист по фортификации и подземным коммуникациям. Рассказывай подробно про этот поселок и про вход в шахту. Нам нужно знать каждую кочку, каждый пригорок.
Глава 10
13 сентября 1941 года
День четвертый, полдень
Солнце стояло почти в зените, безжалостно выжигая последние следы утренней прохлады. Степь вокруг Вороновки плавилась в мареве, и воздух над раскаленной землей колыхался, словно над гигантской печью. Мы первыми приехали на точку сбора рейдовой группы, вышли из пикапа и молча стояли рядом, просто наслаждаясь последними минутами относительного покоя и тишины.
— Как же я задолбался в этой немецкой одёжке, — проворчал Валуев, поправляя воротник мундира. — Жарко в нем, в боках жмет.
— Зато живы пока, — философски заметил Хуршед, машинально поглаживая приклад своей «снайперки».
Из кузова пикапа доносились возня и металлический лязг. Хосеб Алькорта что–то перекладывал с места на места, тихо напевая под нос какую–то песню на родном языке.
— Хосеб, ты там не подорви нас раньше времени, — подколол я товарища.
— Tranquilo, пионер! — донесся из–под тента веселый голос. — Здесь все под контролем.
Игнат Михайлович в своей старой, выгоревшей гимнастерке, выглядел исключительно благородно, как артист Тихонов в роли князя Балконского. Плечи расправлены, спина прямая, седые усы топорщатся.
— Ну что, вашвысокобродь, как тебе наша чекистская непримиримость? — тихо спросил я, чтобы другие не услышали.
Старик усмехнулся, и в его глазах мелькнула озорная искорка.
— Вы, комсомольцы, до сих пор продолжаете меня удивлять! Расстрела на месте я, конечно, не ожидал, но чтобы такое…
В этот момент донесся нарастающий гул двигателей. Из–за ближних глиняных хат, поднимая тучи золотистой пыли, выползла наша группа прикрытия. Впереди — три стремительных даже с виду «БТ–7», на головном виднелась поручневая антенна. За ними — три грузовика, две «полуторки» и один «захар», в кузовах которых сидели бойцы в касках, поголовно вооруженные самозарядными винтовками «СВТ–40» и большим количеством пулеметов «ДП–27» — как бы не по «ручнику» на каждую тройку. Похоже, что прикрывать нашу вылазку отправлялся какой-то элитный отряд, лучшие из лучших. Замыкали колонну три мотоцикла — два трофейных «БМВ» и наш советский, ушастый «М–72» с коляской. В башенном люке головного танка, торчал бригадный комиссар Попель, облаченный в серый комбинезон и шлемофон. Он что–то прокричал нам, махая рукой, но даже его басистый голос не смог перекрыть шум моторов.
— Ого, заместитель командира всей группы лично будет нас сопровождать! — от удивления присвистнул я.
Приехавшие резко, как по команде, заглушили движки. Попель ловко вылез из башни, брякнув по броне подковками на подошвах сапог, соскочил на землю и направился к нам, непроизвольно поморщившись от вида немецкой униформы.
— Здорово, разведчики! — пророкотал бригадный комиссар. — Как настроение?
— Здравия желаем, тарщ бригкомиссар! — нестройно ответили мы. — Бодрое!
Попель, видимо, хотел сказать еще что–то, и уже было открыл рот, но тут, заглушая любые звуки, на дальней околице взревели десятки авиационных двигателей. И буквально через пару минут с аэродрома «Степной» начали взлетать наши самолеты. Сначала поднялись два десятка истребителей «И–16». Видимо весь будущий гвардейский 55–й ИАП «встал на крыло». Юркие «ишачки» выстроились в круг над Вороновкой, а вслед за ними в небо устремились изящные бомбардировщики «СБ» и штурмовики «Су–2», с их характерным «горбом» стрелковой точки.
Построившись в единую формацию, тремя эшелонами — сначала штурмовики, над ними бомберы, и выше всех истребители, «сталинские соколы», покачав на прощание консолями, величаво и, как мне показалось, неторопливо, удалились на юго–восток. Мы, задрав головы, с восхищением наблюдали за этой армадой. Зрелище было завораживающим и вселяющим какой–то первобытный страх. Более пятидесяти самолетов — огромная по здешним реалиям сила.
— Красиво идут! — с восхищением произнес Алькорта.
— Куда это они такой мощной эскадрой отправились? — задумчиво спросил Хуршед, не отрывая взгляда от тающих в белесом небесном мареве силуэтов.
— Немецкие переправы на Днепре бомбить, — ответил Попель, снимая шлемофон и вытирая потный лоб. — С нашей стороны делать это гораздо сподручней, чем с востока.
— Я так понимаю, что Клейста на восточном берегу Днепра уже взяли за яйца? — спросил я.
— Да, сынок, ты верно сказал — прихватили мы его за яйца крепко! — хохотнул Попель. — Весь его тыл на правом берегу практически полностью уничтожен. Все мало–мальские крупные склады, все полевые аэродромы. Вокруг Вороновки на пятьдесят километров нет ни одного живого немца. Ну, может быть какие–то залетные — фрицы на устранение угрозы бросили два моторизованных полка из группировки, штурмующей Киев.
— Мы с такими залетными вчера пересеклись — из одиннадцатого мотоциклетного полка! — припомнил я. —