— Три, — произнёс я.

Четвёртый выстрел. Попадание в заднюю лапу. Волк заскулил, захромал, но остался жив.

— Бл@ть, — выругался я.

Пятый выстрел. Точно в сердце. Волк упал замертво.

— Пять.

Шестой выстрел прошёл мимо. Болт зарылся в снег.

Седьмой выстрел был удачным. Попал в шею рыжего волка.

— Шесть.

У меня оставалось три болта. Волков было ещё много. И я понял, что пока жив вожак, они не уйдут.

Я прицелился в вожака. Выстрелил. Промах. Болт ушёл мимо головы. Он пригнулся, словно ожидая выстрела.

— Чёрт.

Прицелился снова. Выстрелил. Снова промах. В этот раз он подпрыгнул в последний момент.

— Да что ж такое! — воскликнул я.

У меня оставался последний болт. И я тщательно прицелился. Минут пять я держал его на прицеле. И что вы думаете? ПРОМАХ!

— Вот дьявол… — прошипел я. До меня только начало доходить, что я профукал единственную возможность обратить волков в бегство.

Я знал волки стайные звери. И надеялся, убив вожака, что они начнут борьбу за власть.

Вожак медленно подошёл к дереву, сел на задние лапы и уставился на меня жёлтыми глазами.

— «Умный падлюка».

Я посмотрел на небо. До захода солнца ещё далеко. И я надеялся, что вскоре ко мне придут на помощь. Только на жителей селения у меня была вся надежда. Еды я с собой не брал. Благо, в лес пошёл нормально одевшись.

— Ну и что теперь делать? — спросил я у волков.

Вожак словно усмехнулся и показал клыки.

* * *

Вечером никто не пришёл. Вернее, я ничьих голосов не слышал. Зато волки мне устроили кошмарную ночь. Скулили, выли, рычали, передними лапами вставали на ствол, надеясь достать до меня.

Это сильно нервировало…

Как бы тепло одет я не был, но ночью холод пробирал до костей. Я прижимался к стволу, пытаясь согреться, но толку было мало. К полуночи меня начало знобить.

— Ну что, серые, — прошептал я сквозь стиснутые зубы. — Долго ещё караулить будете?

Вожак поднял морду и, ей Богу, я прочёл в его глазах ответ: «Сколько потребуется».

— «Кажется, у меня начались глюки».

И учитывая, как у меня начало ломить кости, я понял, что уже изрядно простыл.

Под утро я начал засыпать. Это было опасно, ведь мог упасть с дерева прямо в лапы хищников. Я кусал губы, щипал себя за руки, пытаясь не потерять сознание. Слабость была сильной.

Даже посещали мысли… плохие мысли… Я старался их гнать стороной.

И тут услышал голоса. Сначала подумал, что мерещится. Всё-таки ночь на морозе не прошла даром.

Но голоса становились громче.

— Митькааааа! Миииитька, АУУУУУ!

Это был Григорий. Я узнал его голос.

— Аууууууу, — а это, кажется, Лёва.

Волки тоже услышали. Вожак насторожился. Я попытался крикнуть, но из горла вырвался только хрип. Легкие пылали огнём. Попробовал ещё раз. Получилось чуть громче, но всё равно слабо.

— Здесь! — прохрипел я. — Я здесь!

Ночью снега не было. Так что шли по моим следам. И я уже понимал, что скоро… Совсем скоро я буду спасён.

Когда голоса стали разноситься совсем близко, вожак посмотрел на меня, топнул передней лапой, прорычал и побежал в глубь леса. А за ним вся его стая.

Через несколько минут из-за деревьев показался Григорий. За ним шли Семен и Лёва с луками в руках. Потом ещё несколько дружинников. И, к моему удивлению, сам Ратибор с сыном Глебом.

— Боже мой! — воскликнул боярин, увидев меня на дереве. — Митрий! Живой.

Григорий тут же отбросил копьё и кинулся ко мне. За считанные секунды он забрался ко мне. Быстро, всего меня ощупал, ища раны. И убедившись, что я цел, крепко обнял.

— Слава Богу. Живой.

Потом он медленно спустил меня вниз. Сам я не мог. Руки и ноги не слушались меня. И я боялся, что обморозил их. Очень боялся.

Внизу меня приняли Ратибор и Семен. После чего сознание потухло.

* * *

Дорогу домой вообще не помню.

Меня несли по очереди — то Григорий, то кто-то из дружинников. Я то проваливался в забытьё, то приходил в себя.

Помню, как Ратибор шёл рядом и что-то говорил Григорию. Помню, как Лёва рассказывал остальным о волках под деревом.

— Семерых убил! Из арбалета! — восхищался он. — Видели, сколько тушек валялось?

Помню, как мы дошли до поселения и меня понесли к нашей избе.

Глафира ахнула, увидев меня.

— Боже мой! Что с ним?

— Цел. Но замёрз.

Следующую неделю я провёл в бреду.

Температура поднялась, и я бредил. То мне казалось, что я снова на заводе, работаю токарем. То, что служу в армии, и старшина Кулагин учит меня стрелять. То я был снова в том лесу, на дереве, а волки внизу ждали, когда я упаду.

— Ху… тебе! — кричал я, мечась на лавке.

— Тише, тише, — успокаивала Глафира, прикладывая мокрую тряпку ко лбу.

Иногда я приходил в себя. Тогда видел знакомые лица: Григория, Глафиру, детей. Иногда приходили Лёва, дядька Артём, даже Ратибор и Глеб заглядывали.

На восьмой день жар спал.

Я проснулся утром с ясной головой. Слабый, но живой. Горло болело, но уже не так сильно.

— Очнулся? — Глафира сидела рядом, штопала что-то. — Как самочувствие?

— Жрать хочу! — тихо ответил я.

Глафира села рядом со мной, крепко обняла и расплакалась. Я пытался успокоить её, и для этого мне понадобилось несколько минут.

— Где все? — спросил я, кушая только бульон супа.

— «Ещё мне заворота кишок не хватало», — про себя подумал я. Хотя хотелось не кушать, а именно жрать. В бреду я почти ничего не ел. В первые дни меня даже рвало тем, что в меня запихивали.

Я ещё раз спросил Глафиру про остальных.

— Григорий на службе. Детей отправили пожить к кузнецу. Ты был в бреду, и дети постоянно плакали.

— «Дааа, доставил хлопот, охотник хренов…»

* * *

Прошло почти полторы недели, как прошёл жар. И сегодня я даже сходил на тренировку с дружиной.

И туда пришёл Ратибор и всем сообщил, что татары осадили Нижний Новгород. А раз мы находимся рядом, нужно ждать гостей.

Тем же вечером Григорий вместе со своим десятком отправился на разведку. Их не было пять дней и, честно, я уже думал всё… Нет больше Григория.

Когда зазвонил колокол, я сам от себя не ожидал, что побегу на улицу. Забравшись на небольшой склон, с которого хорошо видно дорогу к нашему селению, я издалека