И тут же на поганых вражин обрушился свинцовый шторм. По ним одновременно в упор ударили три пулемета, два справа, один слева. Мотоциклисты погибли в течение десяти секунд — от кинжального огня на дистанции в тридцать метров спастись невозможно. Никто из них даже не успел потянуться к оружию. Воздух наполнился едким, горьким запахом пороха, бензина и крови.

Я стоял неподвижно, и смотрел, как падают, корчатся, затихают враги. Видел, как пули выбивают из них жизнь. И чувствовал при этом какую–то безумную звериную радость. Настоящее торжество! Еще дюжина фашистов навеки останется гнить в нашей земле.

Стрельба стихла так же внезапно, как и началась.

— Так убей же хоть одного, так убей же его скорей! Сколько раз увидишь его, столько раз его и убей! — тихонько продекламировал я строчки из бессмертного стихотворения Константина Симонова.

— Очень правильные слова! — раздался рядом голос Вадима.

Ерке подошел к раненому немцу, который, зажав окровавленный живот, тихо стонал, уткнувшись лицом в пыль. Лейтенант на мгновение замер, глядя на него, а потом небрежным движением вскинул «Парабеллум» и добил его одним выстрелом в голову. Лицо Вадима было каменным.

— Зачистить поляну! Осмотр и контроль! Быстро! — сухо и без эмоций прозвучала команда Валуева. — Хуршед, прикрой!

Ребята вылезли из укрытий и молча принялись за работу. Прозвучали еще три одиночных контрольных выстрела.

— Все чисто, Петя, — через пару минут доложил Алькорта. В руках он держал пачку окровавленных солдатских книжек. — Двенадцать трупов. Оружие и патроны собрали. Мотоциклы сильно повреждены, уцелел только один «БМВ» без коляски.

— Тащите его в «Опель», — приказал Валуев. — Пригодится. Остальные — сжечь! И поехали отсюда. Когда, блин, этот день уже кончится?

Вскоре мы снова мчались по степной дороге, оставив позади столб черного дыма. Белые панталоны на шесте трепетали на легком ветру.

Глава 8

12 сентября 1941 года

День третий, вечер

Вороновка встретила нас привычным для временной военной стоянки беспорядком. Солнце клонилось к закату, отбрасывая длинные, уродливо вытянутые тени от редких уцелевших деревьев и покосившихся изб. Воздух, напоенный запахом дизельной гари, пыли и чего съедобного из полевых кухонь, показался после степи почти домашним. По улицам сновали красноармейцы, у замаскированных во дворах автомобилей гремели инструментами водители, из распахнутых окон доносились веселые голоса.

Мы подъехали к нашему дому на окраине села, Валуев заглушил мотор, и меня чуть не вырубило от чудовищного адреналинового «отката» — я с трудом открыл дверцу и буквально вывалился из кабины на утоптанную землю двора. Тело, пребывающее в жутком напряжении несколько последних дней, внезапно решило, без участия мозга, что оказалось в безопасности и просто отключило двигательные функции. Хуршед помог мне доковылять до колодца и присесть рядом с ним в тенёчке.

— Ну, наконец–то, дома, — устало произнес Валуев, вылезая из пикапа и с наслаждением потягиваясь так, что хрустнули кости. — Хосеб, Хуршед, остаетесь здесь. Приведите в порядок технику, оружие, себя. За пленными Ерке обещал конвой прислать. Игорь, снимай мундир, умывайся, и пойдем к твоему отцу на доклад. Вадим будет ждать нас в штабе через полчаса.

Я скинул китель прямо на землю и почувствовал невероятное облегчение. Словно стянул с себя грязную, липкую паутину. Затем освободился от сапог и бриджей. Тело понемногу начало работать, и я принялся доставать воду из колодца и с наслаждением поливать себя, стараясь смыть запах немецкого сукна и собственного пота.

Отмывшись, я зашел в хату и прямо на мокрую майку надел свой отстиранный вчера маскировочный комбинезон. Он казался невероятно легким и удобным после тесного мундира из плотной шерстяной ткани. Сунул в карманы «Браунинг» и запасной магазин к нему, «Парабеллум» и нож привычно повесил на пояс.

Валуев, уже переодевшийся, ждал меня у двери. Его лицо было серьезным и сосредоточенным.

Мы вышли на улицу. Вечерний воздух был прохладным, сказывалась близость осени. В Москве уже, наверное, дожди и всего плюс пятнадцать днем, а здесь, на юге, днем все еще жара, только к вечеру немного холодает.

Штабная изба гудела встретила нас тишиной. В горнице было накурено так, что сизый табачный дым висел под потолком густой пеленой. За большим столом, заваленном картами, сидели трое: полковник Глейман, его заместитель бригадный комиссар Попель и лейтенант Ерке.

Прадед курил, черкая что–то карандашом в блокноте, Попель пил чай из жестяной кружки, а Вадим чертил на чистом листе бумаги какую–то схему.

— Товарищ полковник, группа возвратилась с задания, — четко отрапортовал Валуев, останавливаясь у стола. — Уничтожено двенадцать вражеских солдат и мототехника, взято в плен два офицера. У нас потерь нет!

Глейман поднял голову. Его умные, усталые глаза внимательно оглядели нас, задержались на моем лице, потом переместились на Валуева.

— Добрый вечер, Петр! Игоряша, рад, что ты цел. Присаживайтесь! Сейчас лейтенант доложит про ваш сегодняшний анабазис. А вы дополните, если что.

— Объект — артиллерийский склад в заброшенной соляной шахте у разъезда №47 — обнаружен и обследован, — негромко, но четко начал Вадим.

Он говорил монотонно, словно заученный текст, но по мере рассказа голос его креп, наполнялся болью и гневом. Он подробно описал систему укреплений: три ряда колючей проволоки, траншеи полного профиля, дзоты с «МГ–34» через каждые пятьдесят метров, зенитные орудия «Флак–38» и «Флак–37» в капонирах, уходящую в штольню железнодорожную ветку.

— Объект фактически является крепостью, товарищ полковник, — заключил Вадим. — Лобовая атака силами даже всей нашей группы будет самоубийственной и бессмысленной. По моим оценкам, для захвата склада потребуется не менее полка пехоты при поддержке дивизиона тяжелых гаубиц и два часа времени. Потери составят приблизительно пятьдесят процентов личного состава.

— Подтверждаю, — мрачно добавил Валуев. — Подступы простреливаются многослойным перекрестным огнем, в том числе зенитными орудиями. Мертвых зон нет.

Глейман внимательно слушал, время от времени переспрашивая детали и делая пометки в блокноте. Попель поставил кружку на стол, и принялся за изучение нарисованной Ерке схемы оборонительных сооружений объекта, на которой Валуев сделал несколько дополнений.

— Хорошо, — наконец сказал полковник. — Отличная работа, товарищи. Сведения бесценные. Теперь мы знаем, что лбом эту стену не прошибить. Значит, будем искать другие пути.

И тут Ерке резко вскочил, с грохотом опрокинув табурет.

— Какие еще пути⁈ — его голос сорвался на крик. — Там наши люди! Пленные! Их используют как рабов, а потом расстреливают, как