В комнате раздались сдавленные возгласы восхищения, кто-то от избытка чувств шлёпнул ладонью по колену, и на него тут же зашикали.

Но где-то на седьмой минуте записи, там, где, как я знал из будущих интервью самого Леонова, начались реальные проблемы, настроение в Ленинской комнате резко изменилось.

Картинка на экране говорила сама за себя, даже без комментариев. Леонов совершал странные, резкие движения, пытаясь развернуться. Было видно, что ему невероятно сложно, что он борется с непослушной, раздувшейся оболочкой скафандра и не втиснуться обратно в шлюз.

Комната наполнилась тревожным шёпотом. Курсанты невольно подались вперёд, к экрану, переглядывались, обменивались короткими репликами с соседями: «Что случилось?», «Застрял?». На лицах читался немой вопрос и нарастающая тревога.

Затем кадр сменился. На этот раз Леонова и вовсе не было в кадре, и на плёнке зафиксировались потрясающие виды Земли из космоса — белоснежные вихри облаков, синева океанов, коричневые пятна материков. Красиво, но… где космонавт? Шёпот стал громче.

Я знал, что в этот момент на Земле, в ЦУПе, царила настоящая паника. Я знал о проблемах с избыточным давлением в скафандре, о том, как Леонов, рискуя, сбросил давление внутри скафандра до критического минимума, чтобы согнуться и втиснуться в шлюз.

Знал я и то, что после отстрела шлюза «Волги» корабль закрутило из-за нерасчётного импульса, и Беляеву пришлось вручную стабилизировать «Восход-2», тратя драгоценное топливо.

Я знал, что позже, из-за негерметичности люка, в кабине поднялось парциальное давление кислорода до предельно допустимых значений, и в этот момент достаточно было малейшей искры, чтобы экипаж сгорел, как это случилось с «Аполлоном-1» в моей прошлой жизни.

И таких нештатных ситуаций в том полёте, насколько я помнил, было немало. Ошибки, которые можно было избежать, решения, которые могли поставить миссию под угрозу.

Но всё это оставалось за кадром официальной хроники. Об этом люди узнают спустя годы, десятилетия, из мемуаров и рассекреченных документов. А сейчас… Сейчас вся страна видела лишь триумф. Видела героя, шагнувшего в космос и вернувшегося.

Когда на экране, наконец, показали Леонова внутри кабины, снимающего шлем, в Ленинской комнате разразилась буря аплодисментов, послышались вздохи облегчения.

Все кричали «Ура!», обнимались, подбрасывали фуражки. Даже суровый майор Зарубко вытер платком уголок глаза. Я аплодировал вместе со всеми, искренне, от всей души, глядя на улыбающееся, усталое лицо Алексея Архиповича на экране.

Вернувшись в казарму позже обычного, ещё находясь под впечатлением от увиденного и общей эйфории, я подошёл к своей кровати и сел на неё, задумавшись. Общее ликование не отменяло моей личной задачи. Шум в коридоре стихал, курсанты расходились, но до отбоя ещё было время.

Я лёг на кровать и уставился в потолок. Что мы имеем? Грачёв не клюнул. Мои театральные потуги если и не прошли впустую, то точно не дали должного эффекта. Грачёв слишком осторожен.

Как я и думал, нужны были более прямые, более рискованные действия. Идея, зревшая в моей голове, требовала воплощения. Если он не идёт к «книжке», значит, «книжка» должна пойти к нему. Вернее, информация о ней. И это должна быть бомба, чтобы Грачёв не смог отмахнуться от неё.

Мне нужно создать ситуацию, когда паника заставит его или его людей действовать необдуманно, совершить ошибку. И всеобщая эйфория от полёта Леонова, это состояние приподнятости настроения и некоторой расслабленности, могла стать идеальным прикрытием для того, что я задумал.

* * *

Наконец, наступили выходные, растворив напряжённую учебную неделю в двух днях относительной свободы. Пора было приступить к выполнению моего плана.

В субботу, переговорив со знакомыми парнями на КПП, я отправился в госпиталь, где сейчас находился Орлов.

Дорога не заняла много времени, благо идти было недалеко. Добравшись до места, я подошёл к сестринскому посту, назвал фамилию лейтенанта.

— Орлов? — Девушка слегка нахмурила аккуратные брови и принялась листать журнал. Наконец, она отыскала нужную фамилию и ткнула пальчиком в строчку. — Да, он сейчас в палате. Уже ходит сам. Прогресс налицо, — с улыбкой проговорила девушка. Она указала рукой в сторону длинного коридора. — Вам туда, палата в конце справа.

Поблагодарив медсестру, я прошёл мимо приоткрытых дверей палат и, постучав, вошёл к Орлову.

В палате было светло и уютно. Солнечные лучи падали на вымытый до блеска пол, а на тумбочке возле кроватей стояли небольшие вазы с цветами. Сам Орлов сидел на краю кровати, аккуратно застеленной серым госпитальным одеялом, и что-то писал в блокноте. Услышав шаги, лейтенант вскинул голову.

— Громов! — В его глазах мелькнуло удивление, быстро сменившееся интересом.

Он улыбнулся, закрыл блокнот и отложил его на тумбочку. Лицо лейтенанта было всё ещё слегка бледным, а под глазами виднелись тени, но взгляд был ясным, без болезненного тумана.

— Рад вас видеть, — он подхватил костыль и, оперевшись, привстал, протягивая руку для приветствия. — Как дела в училище? Курсанты небось, без меня скучают?

— Скучают, Пётр Игоревич, не без этого, — ответил я с улыбкой и подошёл к лейтенанту, чтобы пожать ему руку. Осмотревшись, я заметил, что в палате, кроме кровати лейтенанта, стояли ещё две, но сейчас они пустовали. — Выглядите значительно бодрее. Говорят, уже на своих двоих передвигаетесь?

— Да, — с усмешкой ответил Орлов и похлопал себя по бедру. — Вернее, на троих, — пошутил он, постучав по полу костылём. — Нога окрепла. Ходить могу, даже по лестнице спускаюсь, хоть и медленно. Чувствую себя неплохо. Врачи говорят, ещё недельку понаблюдаюсь, и можно будет выписываться.

Он говорил, но я видел, что его интересует сейчас не столько собственное здоровье, сколько жена и дочь. Я понимал его беспокойство. Лейтенант любил свою семью и беспокоился о них, поэтому я не стал мучить его неизвестностью и, не дожидаясь вопросов, проговорил:

— Ольга и Аня в порядке. Они уехали с Катей в Москву. Там их встретят и помогут. Уехали без приключений. Так что всё будет хорошо.

Орлов выдохнул с облегчением и бледно улыбнулся.

— Благодарю за помощь, Сергей. Присядем?

На его лице мелькнула извиняющаяся улыбка. Кивнув, я придвинул стул, присел возле кровати Орлова, и мы некоторое время обсуждали последние новости.

— Сергей, как дела с нашим делом? — спросил Орлов, когда пауза в разговоре затянулась. — Есть прогресс?

Я отрицательно мотнул головой.

— На записную книгу не клюнули. Либо не смогли добраться, — проговорил я и сделал