Когда официант уже уносил пустые тарелки, Лешек снова стал серьезным.

— Позвоню, когда будет что сказать по твоему вопросу, — пообещал он. — На какой номер лучше это сделать?

Я продиктовал рабочий номер, но попросил не оставлять по телефону никакой информации, а только лишь договориться о встрече.

— Разумеется, — кивнул Лешек, — не первый год с советским КГБ замужем…

— Запомнил? — уточнил я, так как Лешек не записывал цифры.

— А как же. На pamięć пока еще не жалуюсь.

Я рассчитался за наш сладкий ужин. Лешек порывался оплатить сам, но я, разумеется, его остановил.

— Сдачи не нужно, — оставил официанту чаевые, чтоб слегка рисануться перед поляком. Пусть не думает, что наши сотрудники ездят только на жигулях и жмут каждую копейку.

— Но на всякий случай полистайте Уголовный кодекс, молодой человек, — я все-таки не удержался, чтоб не уколоть несчастного официанта, — особое внимание обратите на Статью 121 УК РСФСР…

Юноша побледнел, так как безусловно знал, о чем речь. Через силу выдавил из себя «Благодарю» и «Заходите к нам еще» — и поспешно ретировался.

В гардеробе пожилая женщина в обмен на жетоны с номерками вернула нам верхнюю одежду. Швейцар на крыльце вежливо попрощался и тоже пригласил заходить к ним снова. Могут же при желании включать вежливость и в Советском Союзе, подумал я. А то в двадцать первом веке некоторые думают, что хамство из провинциальных гастрономов и заводских столовок существовало повсеместно в любом заведении общепита. И дело ведь не только в элитности данного заведения. Я в последний год все чаще замечал, что уровень обходительного отношения к посетителям начинает расти. Пока не знаю, как в остальном Союзе, но в Москве уже неоднократно в этом убеждался. Особенно явно это проявлялось в кооперативных кафешках — тех самых, которые появились на волне нашей реформы. Ведь доходы частника чуть ли не напрямую зависели от того, насколько он «подружится» с клиентом. Это и заставляло включать «режим вежливости» и улучшать качество обслуживания. Вот такой вот получился у нашей реформы позитивный «побочный эффект». Без всяких указов сверху, самым естественным образом повышалась культура общения граждан и качество сервиса во многих заведениях.

На улице хлопьями валил снег и чувствовался небольшой морозец.

— Всё‑таки жалко, что закончился «Птасе млечко», — сказал Лешек, натягивая перчатки. — Придется нам с тобой снова сюда прийти в другой раз.

— С удовольствием, — согласился я, — только желательно, чтоб уже другой официант обслуживал.

— Хаха! Да, этот тип явно не соответствует образу правильного советского официанта.

— Типа того… Садись, подвезу.

— Спасибо, Володимир, но хочу пройтись. Люблю такую погоду. Да и мне тут совсем недалеко…

— Ну что ж, как знаешь. Значит, договорились, жду твоего звонка.

Мы пожали друг другу руки на прощание. Я сел в шестерку, дал машине прогреться и поехал домой.

Глава 9

С удовольствием вспоминая семейный поход на каток, я понимал, что время, проведенное с семьей — это не только обязанность отца и мужа. Такое времяпровождение помогает и мне самому освежить мозги, перегрузиться. Дарит энергию, благодаря которой я потом и на работе более продуктивен. А ведь что может быть прекрасней, когда и работа ладится, и семья довольна? Потому на следующий день я ушел с работы пораньше. Хотел снова «выгулять» семью, на этот раз в театр.

Вечер еще только начинался, а в нашей квартире уже царила приятная суматоха, какая всегда бывает перед выходами на какие-нибудь мероприятия. Светлана стояла у гладильной доски, аккуратно разглаживая нежно-голубое платье Леночки. Сама Лена, нетерпеливо топчась на месте, спрашивала каждые пару минут:

— Мам, ну ты скоро? Мы ведь опоздаем!

— Лен, ну потерпи чуть-чуть, театр никуда не денется, — улыбаясь, отвечала дочке Светлана.

Маму выручила Таня. Она уговорила младшую сестру постоять спокойно, а сама взялась заплетать ей аккуратные косички. Лена все равно морщилась и дергалась, но терпела, прекрасно зная, что красота требует жертв.

Я стоял в дверном проходе, оперевшись плечом на косяк, и наблюдал за этой домашней суетой. Не удержался, чтобы не вставить:

— Дамы, а вы уверены, что мы идем смотреть кукол, а не балет в Большом? Слишком уж у вас серьезный уровень подготовки развернулся!

— Пап, ну перестань! — отозвалась Таня, сосредоточенно вплетая белый бантик в косу сестры. — Мы просто не можем решить, какие куклы лучше — перчаточные или марионетки.

— Конечно, перчаточные! Они смешнее! — горячо вступила в спор Лена.

— Нет, марионетки лучше, потому что они элегантнее и почти как живые, — возразила Таня.

— Ну, это спор на уровне заседания Политбюро, — усмехнулся я, подходя ближе и поправляя воротничок Таниного платья. — А я вот думаю, что лучше всех те куклы, над которыми смеются мои девочки.

Светлана оторвалась от глажки, взглянула на меня с хитрой улыбочкой:

— Володя, а по-моему, ты волнуешься даже больше, чем дети. Небось сам будешь смеяться громче всех в зале?

— Кукольный спектакль — моя страсть с самого детства… — произнес я не очень уверенно, так как Гуляев кукол особо не жаловал, а мне пришлось в данный момент полагаться на смутные воспоминания Медведева.

— Пап, ты только не очень громко смейся, пожалуйста! — попросила Лена, которая сама была чемпионкой по заразительному смеху. — А то мы с Таней будем делать вид, что тебя не знаем.

Наконец, Светлана закончила глажку, осторожно протянула платье Лене и сказала с облегчением:

— Всё, можешь одеваться. И будем надеяться, что папа своим хохотом не опозорит нашу семью.

Я сделал вид, что возмущен, и театрально вздохнул:

— Ну вот, мне не доверяют даже в собственном доме… Ладно, собирайтесь быстрее, мои маленькие ценители искусства, а то куклы обидятся, что вы на них опоздали.

Девочки бросились одеваться, снова о чем-то споря и толкая исподтишка друг дружку локтями. Светлана, поймав мой взгляд, тепло улыбнулась, и я почувствовал, что сегодняшний вечер обязательно будет хорошим.

Театр