В кабинете мы собрались вокруг стола Соколова. Капитан разрезал бечевку и раскрыл первую папку.

— Смотрите, что мне удалось нарыть по Глебову после его увольнения.

Соколов раскрыл верхнюю папку. Начал доставать оттуда и выкладывать на столе документы. Первым делом в глаза бросились синие отпечатки штампов: «Снят с регистрационного учета. Выехал в ПНР. Основание: семейные обстоятельства. ПМЖ». И отметка: «Паспорт сдан для оформления выездных документов». Следующий лист оказался копией из журнала выездов погранпункта «Брест‑Тересполь». Печать и карандашная приписка дежурного: 'пересек границу (дата, время), пункт пропуска Варшавский мост. Датой стоял март прошлого года, десять месяцев назад.

— Семейные обстоятельства… — повторил я вслух. — И сразу на постоянное место жительства…

— Ага, а ещё — вот, — Соколов достал следующий документ, — ответ на мой запрос от погранцов. Дежурный сержант отработал по журналам. Фамилия, инициалы, год рождения совпадают без сюрпризов. Чистая эмиграция.Особых пометок почему-то нет, но мы-то не забываем, кем он был! Зам по кадрам Первого ГУ, а потом еще в аппарате Андропова… Нет, таких вот так вот просто на ПМЖ за границу не отпускают. Тем более без особых отметок.

— Думаешь, спецзадание? — недоверчиво скривился Газиз.

— Не, не думаю, конечно, — помотал головой Соколов. — Никто бы не отправил на загранку под реальной фамилией и с таким отчетливым следом. Не поверю, даже учитывая, что он загодя уволился и потом эмигрировал «по семейным обстоятельствам». Слишком уж мутная та история с подписанными им липовыми командировками.

— Так может он посылочки в Варшаву будущей жене отправлял? — засмеялся Даня. — Ради какой-нибудь пани Агнешки уволился, а мы тут международные заговоры вынюхиваем…

— Даня, не придуривайся, — осадил я его. — Посылочки любовнице диппочтой не отправляют, тем более противозаконным способом, в нарушение всех положенных процедур. Сдается мне, мы действительно напали на крупный след. Андрей, покажи что там по приглашающей стороне?

— Ну вот все, что достал… Брак с гражданкой ПНР, какая-то Дорота Янкович. Вот и копия приглашения от нее.

— Кто такая? Удалось что-нибудь узнать о ней?

— Пока нет, работаю еще. Не так быстро…

В очередной раз я подумал, как же трудно в семидесятых собирать информацию. Когда нет баз данных, интернета и всего прочего. В нашем распоряжении остаются лишь пыльные картотеки архивов и запросы в различные органы, ждать ответы на которые приходится бесконечно долго…

— Хорошо, Андрей. В любом случае, ты молодец, — похвалил я Соколова. — Дальше моя очередь. Придется кое с кем встретиться. Попробую восстановить старые связи, так сказать…

Первым, кто пришел мне на ум по теме Польши, был Лешек Ковальский. Бывший оперативник Службы безопасности ПНР, а теперь — советник при польском посольстве. Когда-то настоящий Медведев пересекался с ним на совместных учениях — это я откопал в закоулках его памяти.

Лешек, судя по воспоминаниям Медведева, имел привычку всегда улыбался. Но не радостно, а чуть виновато, как человек, который заранее просит прощения, если что не так. Тем не менее, эта улыбка не мешала ему становиться жестким, когда появлялась такая необходимость. Помню, как на полигоне он под дождём орал на своих: «Czego się ociągacie, skurwysyny? No, naprzód, szybko, półgłówki!!! Это означало что-то типа 'Чего вы тормозите, сукины дети? А ну, вперед, быстро, полудурки!!!». Теперь Лешек числился «советником при польском посольстве», что, впрочем, не исключало того, что он по-прежнему работал в СБ.

Звонить я не стал, предпочитая встретиться лично. При этом домашнего адреса Лешека я не знал. Пришлось почти целый день просидеть в своей шестерке, наблюдая из машины за польским посольством. Наконец, ближе к вечеру Лешек вышел из здания и мне удалось подловить его на выходе. Но сделал это осторожно — так, чтобы не привлечь к себе лишнего внимания.

Он меня сразу узнал и, конечно же, расплылся в своей обычной виноватой улыбке:

— Сколько лет, сколько зим, Володимир! — протягивая руку, произнес он с минимальным польским акцентом. Мы обменялись крепкими дружескими рукопожатиями. — Что слыхать? Как жОна, как дети?

— Спасибо, Лешек, с ними все нормально. Хотел бы с тобой обсудить одно дело…

— Эх, все работа и работа, так, Володимир? А как было бы хорошо посидеть старым друзьям за килишком простой русской водки, а? У меня рабочий день как раз закончился…

— Я за рулем, может лучше чай-кофе-пирожные? Как ты относишься к сладкому по вечерам? — насмешливо подмигнув, я легонько ткнул пальцем ему в живот. Надо признать, живот у поляка был подтянутый, плоский и твердый. Чувствовалось, что пресс качал не меньше, чем я.

— Хаха, как говорится: американцы в двадцать один год только начинают пить, а мы, славяне, уже заканчиваем! — рассмеялся Лешек. — Ну что ж, чай с тортиком тоже подойдет.

— Договорились, прошу в салон! — пригласил я Лешека в свою ласточку.

— А я думал, ты как минимум на «Волге» ездишь, — удивленно хмыкнул поляк. — И с личным шофером.

— Волга с личным шофером тоже имеется, — успокоил его со смехом, — но не в этот раз. У нас ведь личная встреча, без посторонних ушей.

— Ну что ж, поехали, раз такое дело, вспомним молодость. Ты пражское ptasie mleczko уже пробовал?

— Какое млечко? — не понял я.

— Ну как же⁈ Птичье молоко — ваша pyszna новинка! Самый нежный торт, что я пробовал в życiu. И лучший делают именно в «Праге»!

До меня дошло, наконец, что речь о ресторане «Прага». В семидесятых в нем действительно работали самые лучшие повара, а гостей принимали аж в девяти залах плюс всяких дополнительных ротондах, верандах, зимних садах и прочем. И да, что-то такое слыхал на тему дефицитного торта «Птичье молоко», который хоть и производили по паре тысяч штук каждые сутки, а его все равно не хватало для всех желающих. Кстати, это был первый в истории советский торт, на который выдали патент.

— Прага, значит, Прага! Я угощаю! — пообещал я, заводя мотор.

Пока мы ехали, Лешек рассказывал мне о том, что на самом деле «птичье молоко» — это польские конфеты, и что изобрели их на кондитерской фабрике «Wedel» еще в тридцатых. В СССР похожие начали делать только в конце шестидесятых. А вот что касается торта — это действительно советское изобретение. Причем совсем