«Работаем,» — сказал я себе и продолжил бежать.

Я решил использовать знакомую по прошлой жизни технику бега. Здесь, в 1965-м, она ещё не стала нормой даже для спортивной элиты, но у меня она была отработана до автоматизма.

Вместо того чтобы рваться вперёд в азарте старта, как это сделали большинство парней вокруг, я сознательно сдержал первый порыв. Длинная дистанция — это не спринт. Здесь главное — экономия сил и расчёт.

Я сфокусировался не на скорости, а на темпе. Нашёл свой, глубокий и устойчивый ритм дыхания: вдох на два шага, выдох на два. Ровные, размашистые шаги без излишнего выноса голени вперёд. В противном случае я тратил бы силы впустую. Лёгкий наклон корпуса вперёд от лодыжек, а не от пояса. В таком положении сама гравитация помогала бежать. Руки работали расслабленно, двигаясь вперёд-назад вдоль корпуса, без лишнего размаха или скованности. Я просто поддерживал ритм, задаваемый ногами. Экономно и эффективно.

Первые сотни метров я позволил более горячим головам уйти вперёд. Я держался в плотной группе, но не в самой гуще бегущих, выбирая относительно чистую траекторию.

Сейчас для меня важна была не позиция в забеге, а ощущения. Я внимательно прислушивался к телу: к работе лёгких, к биению сердца, к тому самому ритму, который должен был стать моим союзником на многие километры. Я прекрасно знал, что настоящая битва за лидерство начнётся позже.

Наконец, первый километр остался позади. Соперники начали сдавать. Кто-то замедлился, запыхался, сбился с ритма. Я же, упрямо держа свой заданный темп, начал плавно, без суеты, настигать и обходить отстающих. Сначала одного, потом другого.

Я ловил их удивлённые, а местами и растерянные взгляды: как так, этот «хромой» идёт ровно и обгоняет нас? Но мне было не до них. Мои глаза видели только дорожку впереди, уши слышали лишь собственное дыхание и стук сердца, а тело послушно выполняло команды мозга.

Потом начался подъём. Настоящий тест на прочность. Именно здесь многие фавориты спотыкались, их резерв силы иссякал. Видел, как спина впереди идущего курсанта вдруг напряглась, шаг стал короче и тяжелее. Кто-то рядом резко сбавил ход, переходя почти на шаг, хватая ртом воздух.

Здесь я снова применил ещё одно знание из прошлой жизни. Я не попытался рвануть в гору, изматывая и без того уставшие ноги. Вместо этого я ещё больше укоротил шаг, сделав его почти семенящим, но резко увеличил частоту. Корпус наклонил чуть сильнее вперёд, руки начали работать как метрономы, задавая бешеный темп маленьким шажкам.

Это выжимало последние силы из бёдер и пресса, зато позволяло не «закисляться», не сжигать драгоценный гликоген впустую. Я преодолевал подъём не резким рывком, а упорством, сохраняя скорость, близкую к той, что была на ровном участке.

Я продолжил обходить соперников одного за другим. Слышал их хрип, видел, как запрокидывают головы, борясь с кислородным долгом. Я же дышал ровно, глубоко, выжимая максимум из каждого вдоха. Выбранная мной техника приносила свои плоды.

Колено пылало адским огнём, но боль была теперь лишь частью общего напряжения. Фоном, который сейчас легко игнорировался. Адреналин и абсолютная концентрация заглушали все, кроме цели.

И наконец, вот он — последний поворот. Впереди уже виднелась финишная прямая. Метров триста на вскидку. И только одна спина передо мной — рослый, мощный курсант с четвёртого курса. Безусловный фаворит в нашем забеге.

Он тоже выложился на подъёме, это было видно по его движению. Завидев финиш, он попытался сделать то, что делают все — рвануть. Его спина напряглась, шаг стал шире, размашистее, но… тяжелее. Он пытался выжать из уставших мышц последнее, но его форма рывка была неидеальной, а резерв сил — на исходе.

Настал мой момент. Вся энергия, сэкономленная за счёт техники и дисциплины на дистанции, весь холодный расчёт, вся ярость на боль и на Грачёва, пошли в топку для этого последнего рывка.

Я не стал резко удлинять шаг. Вместо этого я ещё больше увеличил частоту своих коротких, быстрых шагов. Руки задвигались с бешеной скоростью, буквально вытягивая тело вперёд. Это был не спринтерский взрыв, а финишное ускорение стайера — за счёт каденса и выносливости, заложенной в мышцах кора и плечевого пояса.

Ноги налились свинцом, мышцы горели, но техника работала. Я начал неумолимо сокращать разрыв. Метр за метром. Четверокурсник, услышав приближающиеся шаги, бросил взгляд через плечо. В его глазах мелькнуло недоверие, почти шок. Он попытался ответить, но его широкий шаг уже не мог стать чаще. Его резерв скорости был исчерпан.

Я прошёл мимо него не «пролетая», а обходя: плавно, неотвратимо, сохраняя свою бешеную частоту шагов. Наверное, со стороны это казалось даже издевательством, но… Это соревнование. А победитель может быть только один. Ничего личного, как говорится.

Впереди маячила финишная ленточка. Вокруг слышался нарастающий гул толпы, сливающийся в единый рёв, но слов я не различал, сосредоточенный на прямой линии асфальта и яркой ленты впереди.

Последний шаг и я коснулся её грудью. Первым.

По инерции пробежал ещё метров десять, постепенно сбрасывая скорость. Потом остановился, упёршись руками в колени. Грудная клетка работала, как кузнечные меха. Воздух обжигал лёгкие. Пот струился по вискам. Боль напомнила о себе мгновенно, заглушив даже эйфорию от победы.

Но сквозь боль пробилось другое чувство. Не гордость, не бахвальство, а глубокое, жгучее удовлетворение. Я справился. Преодолел. Не сломался и выполнил задачу. Эта победа была нужна не толпе, не начальству. Она была нужна мне.

Я выпрямился, откинув голову назад, глотнул морозного воздуха. И широко, по-мальчишески улыбнулся самому себе. Просто потому, что смог.

Потом обернулся. Зрители взорвались аплодисментами. На лицах отобразилось море эмоций. Восторг у младшекурсников. Недоумение и уважение у тех, кто ещё минуту назад сомневался во мне. Радость на лицах преподавателей.

Генерал Новиков хлопал, стоя рядом с трибуной, его лицо светилось одобрением. А потом меня накрыла волна своих. Курсанты с моего курса, Зотов впереди всех, с криком «Серёга-а-а!», ворвались на дорожку. Хлопали по плечам, по спине, трясли руки. Кто-то пытался поднять на руки, но я резко одёрнул: «Колено, чёрт возьми!» Смеялись, кричали поздравления. Я улыбался, отмахивался, благодарил: «Да ладно, парни, повезло!» Чувствовал себя центром маленького, шумного, ликующего шторма.

Сквозь толпу парней протиснулась Катя с сияющими глазами и с горящими румянцем щеками.

— Серёжа! — выдохнула она и, не обращая внимания на окружающих, повисла у меня на шее,