сопротивляться… и поплатился. Та машина, считал он, была направлена на меня. Но могла достаться и ему. Мы оба стали мишенями.
Я сидел у его койки, слушая этот сдавленный шёпот, и чувствовал, как во мне зреет взрывоопасная смесь. Холодная, густая ярость, поднимающаяся из самого моего нутра. Мои пальцы сами собой сжались в кулак, пока костяшки не побелели.
Угрожать женщине? Ребёнку? Использовать семью как рычаг давления? Это… Это выходило за все мыслимые и немыслимые рамки подлости. Я не находил слов. Во рту стоял горький привкус гнева.
«Тварь…» — пронеслось в голове, но даже это слово было слишком мягким для того, чтобы охарактеризовать Грачёва.
Теперь имя врага перестало быть абстрактной тенью, туманной загадкой. Оно стало фактом. Обрело плоть и облик. Михаил Валерьянович Грачёв. Уважаемая в городе личность. Человек с положением. И отец Натальи.
Эта мысль добавила в клокочущую во мне ярость новую, горькую ноту. Линия была перейдена. Грачёв перестал быть просто противником. Он стал для меня мишенью.
Я прошёл мимо группы курсантов, бодро переминавшихся с ноги на ногу у края беговых дорожек. Среди них мелькнуло знакомое лицо. Наталья. Она стояла чуть в стороне, в своём безупречно белом медицинском халате поверх формы, руки засунуты в карманы. Неприступная и красивая, как и всегда.
Её взгляд скользнул по мне, по моей ноге. В её обычно холодных глазах мелькнула тревога. Или вина? Или просто профессиональная оценка травмы? Плевать.
Сейчас меня интересовало другое. Глубоко ли она погрязла в грязных делах отца? Знала ли о покушении? И если ответ на вопросы «да», тогда, что с ней делать? Какие действия предпринять?
Я снова устремил свой взгляд вперёд. Сейчас не время искать ответы на все эти вопросы. Позже. Впереди соревнования, и только они были важны в данный момент.
Подойдя к стартовой линии, я ощутил на себе перекрестье множества взглядов. Курсанты, преподаватели, гости училища — все смотрели на упёртого курсанта, рискнувшего бежать с травмой. За вчерашний день новость об аварии и её последствиях разлетелась по училищу со скоростью лесного пожара.
Я мысленно махнул на них рукой — плевать. Пусть судачат. Это тоже сейчас не имеет значения. Я посмотрел на Зотова, который о чём-то беседовал с судьёй. Завидев меня, он оторвался от разговора с ним и быстро подошёл ко мне. Его обычно жизнерадостное лицо, сейчас было предельно серьёзным.
— Серёг, — тихо, чтобы не слышали другие, спросил он, — как нога? Только честно.
Его взгляд обеспокоенно скользнул по моему колену.
— Может, ну его? Не геройствуй. Снять заявку — это ведь не позор. Здоровье дороже, чёрт возьми.
Я коротко мотнул головой, смотря прямо перед собой, на беговую дорожку, ещё пустую, ждущую своих победителей.
— Справлюсь, Стёп. Не впервой. Не волнуйся.
Голос мой прозвучал уверенно, без тени сомнения. Зотов глянул на меня со скепсисом, хотел что-то добавить, но, в конце концов, сжал губы поплотнее, а затем похлопал меня по плечу.
— Ну, смотри… — Сказал он. — Удачи, Серёга.
Поблагодарив его, я косил взгляд и увидел майора медслужбы Козлова. Он стоял в стороне, возле носилок, приготовленных на всякий случай. Вчера он проверил моё колено. Микротрещины не подтвердились, но ушиб надкостницы был налицо.
Поэтому сейчас док смотрел на меня с выражением глубокого профессионального неодобрения. Его взгляд за толстыми стёклами очков буквально кричал: «Глупец. Сам себя калечишь».
Я едва заметно кивнул ему в знак приветствия. Да, возможно, он прав. Но своего решения я не изменю. Майор отвернулся, демонстративно поправляя сумку с медикаментами.
Мой взгляд скользнул по лицам зрителей. Я искал Катю и, наконец, нашёл. Она стояла чуть поодаль от основной толпы зрителей, рядом с Ольгой, которая приехала с дочкой, чтобы поддержать меня на соревнованиях.
По лицу Кати было заметно, что она волнуется обо мне. Она ловила каждый мой шаг, каждую мою гримасу сдержанной боли. Закусывала губу так, словно она чувствовала всё, что ощущал я.
Но стоило ей поймать мой взгляд, как на её лице расцвела улыбка. Неуверенная, тревожная, но искренняя. Она подняла руку, сжала кулак и резко дёрнула его вниз — старый добрый жест: «Борись! Держись! Я с тобой!» Я улыбнулся ей в ответ, широко и обнадёживающе, и подмигнул.
Вероятно, это выглядело немного дурашливо, потому что она фыркнула и улыбнулась шире, махнув рукой. Ольга, заметив наш обмен улыбками, тоже улыбнулась и помахала мне рукой, а потом шепнула что-то дочке на ухо и показала в мою сторону. Девочка посмотрела в мою сторону, а затем серьёзно кивнула мне. Теперь пришла моя очередь фыркнуть. Уж очень забавно это выглядело со стороны.
— Участники, на старт! — Прозвучал громкий голос главного судьи. Адреналин резко ударил в кровь, приглушая боль и обостряя чувства.
Я подошёл к своей дорожке, третьей слева. Соперники — крепкие парни с других курсов, одни из лучших бегунов училища — уже заняли свои места. Некоторые бросали на меня оценивающие, слегка удивлённые взгляды. Но я проигнорировал их, сконцентрировавшись на дорожке передо мной.
Я занял позицию. Правую ногу я поставил чуть вперёд, левую, с травмированным коленом, отставил чуть назад, для устойчивости. Центр тяжести сместил вперёд, на переднюю ногу, готовясь к первому шагу. Руки согнул в локтях, расслабив плечи. Колено тут же напомнило о себе глухим, назойливым нытьём. Я сжал зубы, мысленно скомандовав себе: «Терпи, Громов. Терпи и делай».
Устремил свой взгляд вперёд, вдоль беговой дорожки, к первому повороту метров через двести. Весь мир сузился до этой линии асфальта, до ожидания резкого свистка судьи, до собственного дыхания. Я сознательно замедлял его, гася учащённый стук сердца. В ушах зазвенело. Гул трибун, перешёптывания курсантов, даже свист мартовского ветра — всё отступило, стало далёким, неважным. Остались только моё тело, натянутое как струна и готовое к старту; боль в колене — назойливый спутник, напоминающий о цене; и холодная, стальная решимость заплатить эту цену.
— Внимание! — резкий, как щелчок хлыста, голос судьи прорезал тишину.
Мышцы напряглись до предела, превратившись в сжатые пружины. Я вобрал в себя воздух, заполнив лёгкие до отказа. Мысленно представил не беговую дорожку, а Грачёва. Его уверенное, наглое лицо. Орлова в больничной палате. Ольгины слёзы.
Сегодняшний забег перестал быть хоть и важным, но просто соревнованием. Это стало началом моей охоты, первый шаг на пути к реализации моего плана.
Медленно выдохнул. Струйка пара вырвалась изо рта и тут же растворилась в прохладном воздухе.
— Марш!
Я сорвался с места. Колено пронзила острая боль,