Продолжая обнимать Катю, я поднял голову и увидел Наташу. Она стояла в стороне от всеобщего ликования, у края дорожек, всё в том же белом халате. Не приближалась. Просто смотрела. На меня, на Катю, на ликующую толпу.

Её лицо было непроницаемым, но глаза… Глаза странно блестели. Влажно. Во взгляде читалась целая буря эмоций. Восхищение. Да, оно было, искреннее и сильное. Досада. Глубокая, гнетущая. И горечь. Такая горечь, будто наступил последний день на Земле.

Наши взгляды встретились на долю секунды. Она дёрнулась, что-то мелькнуло в её глазах — может, желание подойти? Сказать что-то? Но она резко отвела взгляд, сжала губы, развернулась и быстро зашагала прочь, растворяясь в расходящейся толпе, уходя от общего триумфа, от меня. Я проводил её взглядом, на мгновение задумавшись. Но вскоре я снова переключился на товарищей и Катю.

Поздравляли ещё долго. Даже сам генерал-майор Новиков подошёл. Пожал руку крепко, по-мужски и проговорил:

— Молодец, Громов! — голос его гремел, перекрывая шум. — Настоящий боец! Выход в город на заслуженный отдых — твой! Отмечай победу как следует! — Он хлопнул меня по плечу, его глаза искрились одобрением человека, ценящего упорство.

— Служу Советскому Союзу, товарищ генерал-майор! — отрапортовал я, вытягиваясь по стойке «смирно», игнорируя протест колена.

— Так держать! — кивнул он и отошёл, давая возможность другим поздравить меня.

План на вечер сложился сам собой.

— В город! — кричали ребята.

Зотов уже договаривался с Кольцовым (его обещали подвезти), звал Катю и Ольгу. Предвкушение нормального, человеческого отдыха после напряжённых недель, травм и опасностей грело сильнее любой награды.

Но сначала мне нужно было посетить санчасть. Боль в колене, приглушённая адреналином, теперь разгоралась с новой силой, напоминая мне о цене победы.

В санчасти майор Козлов ждал меня, стоя у процедурного стола. Увидев моё перекошенное от боли лицо, он лишь тяжело вздохнул и многозначительно покачал головой. И без слов было ясно, что он хотел сказать что-то типа: «Я же предупреждал, балда».

— Ну-ка, показывай колено, победитель, — проговорил он без особого восторга, указывая на кушетку.

Я не без труда залез на неё, снял кеды и спортивные брюки. Бинт сняли. Картина была впечатляющей: колено распухло, ссадина под бинтом воспалилась, синяк окрасился всеми оттенками синего и багрового. Козлов молча осмотрел, аккуратно прощупал сустав. Я стиснул зубы, когда его пальцы нажали на особенно болезненное место над коленной чашечкой.

— Горячее, — констатировал он мрачно. — Воспаление пошло. Молодец, Громов. — В его голосе не было злобы. Так, раздражённое ворчание врача на нерадивого пациента. Но потом, закончив осмотр и глядя мне прямо в глаза, он добавил: — Но забег… это сильно. Поздравляю. Сила воли — железная.

— Спасибо, товарищ майор, — кивнул я.

Он промыл ссадину, наложил новую повязку с противовоспалительной мазью, велел держать ногу на возвышении и выписал больничный… на сутки.

— Больше не дам. Знаю, сегодня поедете гулять. Но завтра, — он погрозил пальцем, — полный покой! И холодное приложи на колено вечером после прогулки! — приказал он. Я послушно кивал.

Пока Козлов записывал что-то в журнал, в дверях замаячил Кольцов, опираясь на костыли. Его нога в гипсе выглядела громоздко.

— Серёга! — Прокряхтел он, когда я вышел в коридор. — Ну как соревнование прошло? Кто победил? Неужели Семёнов с четвёртого?

Я помог ему устроиться на лавку.

— Свои победили, Андрюха — ответил я, поправляя штанину поверх свежего бинта. — Я первым пришёл. Семёнов — вторым.

Кольцов свистнул.

— Вот это да! С больным коленом? Серёга, ты жёсткий! Моё почтение! — Он сделал движение рукой, будто снимает шляпу, а затем искренне заулыбался и протянул руку для рукопожатия. Я пожал его ладонь. — Ну, рассказывай! Как оно было? Мне нужны все детали!

Я описал забег: как держался сзади, как работал на подъёме, как рванул на финише. Кольцов слушал, кивая и комментируя: «Ух ты!», «Нашёл же силу!», «Молодца!».

Но по мере рассказа я заметил, что его улыбка стала как-то натянутой, а взгляд — рассеянным. Он продолжал кивать, но мысли его явно были где-то далеко. Даже шутки его стали звучать как-то вяло.

— Андрей, — спросил я, закончив рассказ, — что-то случилось? Вид у тебя… озабоченный.

Он вздрогнул, словно очнувшись, махнул рукой, стараясь вернуть прежнюю бодрость.

— Да нет, Серёг, чего там! Просто… — Он крутанул кистью в воздухе, изображая нечто неопределённое. — Голова болит немного. Или нога. Да хрен его знает. Всё нормально.

— Точно? — пристально посмотрел я на него. — Может, что с гипсом?

— Да нет же, блин! — он слегка раздражённо качнул головой. — Просто… Наташка. Она… Странная какая-то последние дни.

Я насторожился.

— Наташа? Что с ней? Вроде в санчасти работает, как и раньше.

— Работает, работает, — Кольцов хмыкнул. — Но… Не знаю. Не в себе она. Ходит, как тень. На вопросы отвечает односложно. Глаза… пустые. Или, наоборот, слишком напряжённые. Сегодня утром зашла, спросил про тебя — как колено, выйдешь ли на старт. Она так посмотрела… Будто не про колено твоё спросил, а про размер… — он изобразил два полушария на груди. — Ну ты понял. А потом она просто ушла, ничего не сказав. Странно. Очень странно. — Он развёл руками. — Вот и всё. Не пойму, что с ней.

Я кивнул, вспомнив её уход с плаца и полный противоречий взгляд. «Странно» — это было слишком мягко сказано. Но копаться в истинных причинах её состояния сейчас не было ни времени, ни желания.

— Понятно, — сказал я вставая. — Ладно, не бери в голову. У женщин такое бывает, — я сделал паузу. — Может, само пройдёт. А нам пора. Город ждёт. Тебя же подвезут?

— Да, меня уже ждут у ворот на газике, — Кольцов оживился. — Ты как, скоро?

— Переоденусь — и к вам. Ждите у КПП.

— Договорились! Не задерживайся, победитель! — крикнул он мне вслед.

Я обернулся через плечо и добавил:

— По жизни.

Выйдя из санчасти, я глубоко вдохнул свежий воздух. Предвкушение вечера в городе, встречи с Катей, возможности, наконец, расслабиться и отметить маленькую, но важную победу над собой и обстоятельствами — всё это грело изнутри. Наташа и её странности тоже отошли на второй план. Сейчас был