Я рассказал о тыловых службах: ремонтных мастерских возле села Вербовое, складе горючего в цехах сахарного завода под Калиновкой. О главном складе боеприпасов, упрятанном немцами в заброшенной шахте у разъезда № 47, и о множестве других, чуть менее значимых объектах.
Глейман слушал, не перебивая. Его лицо, обычно непроницаемое, постепенно менялось. Усталость куда-то ушла, уступив место сосредоточенным раздумьям командира крупной воинской части, оценке открывающихся возможностей.
— Карту, Николай Кириллович! — резко бросил он Попелю, не отводя от меня взгляда. — Быстро!
Бригкомиссар разложил на капоте «Темпо» карту. Глейман прижал её углы полевым планшетом и тяжелым портсигаром.
— Мы сейчас здесь! Новомихайловка! — его палец, обветренный и шершавый, ткнул в условное обозначение нашей текущей позиции. — Покажи цели, сынок!
— Вот, товарищ полковник — Калиновка. Сахарный завод. К нему ведет своя железнодорожная ветка. Цистерны с топливом спрятаны в цехах. Охрана — две роты пехоты, усиленные десятком легких танков и зенитными установками «Флак–38» по периметру. И вот тут, Вербовое. В ангарах бывшей машинно-тракторной станции разместилась крупная ремонтная база. Там чинят подбитые «тройки» и «четвёрки». Охрана — рота пехоты, зенитная батарея. А еще здесь, здесь, и здесь… — Я показал на карте почти два десятка значимых объектов вражеской логистической инфраструктуры. — И вот самое «вкусное» — разъезд сорок семь. Рядом заброшенные соляные шахты. В пустых выработках, на глубине тридцать-сорок метров, запрятаны боеприпасы. По словам пленного, это главный артиллерийский склад для всей ударной группировки. Охрана — до батальона пехоты, несколько зенитных батарей, в том числе две тяжёлые — с пушками калибра восемьдесят восемь миллиметров.
Я выпрямился. Глейман молча изучал нанесённую мной виртуальную схему. Молчание затягивалось. Он водил пальцем по карте, что-то прикидывая, измеряя расстояния, оценивая маршруты. Его лицо было каменным.
— Ценнейшая информация, — наконец произнёс он тихо, больше для себя, чем для нас. — Просто бесценная. Теперь всё сходится. Теперь ясно, почему нас так яростно пытались остановить именно здесь, в этих холмах. Это был внешний периметр обороны их тылового района. А дальше… — он широко провёл ладонью по карте на юго-восток, — дальше — открытая степь. И открытый тыл. Никаких сплошных фронтов. Лишь очаги сопротивления вокруг ключевых точек.
Он поднял на меня взгляд, и в его глазах горел тот самый огонь, который я видел у него лишь в моменты принятия судьбоносных решений.
— Группа Глеймана, — он произнёс это с лёгкой, едва уловимой иронией, — выполнила свою первоначальную задачу. Мы вышли из оперативного окружения. Мы разорвали кольцо их противотанковых засад. А теперь… Теперь мы не просто прорываемся к своим. Теперь мы можем нанести удар, который отзовётся эхом на всём южном фланге. Мы можем оставить танки Клейста без снарядов, патронов, и топлива. Мы можем превратить его ударный кулак в ржавеющую груду металла на том берегу Днепра.
Он снова склонился над картой, его голос стал жёстким, командирским, стальным.
— Маршрут движения будет скорректирован. Мы пройдёмся катком по этим объектам. Не в лоб, конечно. Разделимся на мобильные группы. Накроем их быстро и неожиданно. Без лишнего геройства, по-рабочему.
Он оторвался от карты, посмотрел на меня, и его взгляд снова стал отеческим.
— Молодец, Игоряша. Хорошо сработал. Доложу о твоем успехе по команде. А теперь отдыхайте. Дальше — работа для линейных частей.
Он шагнул ко мне, обнял за плечи, крепко, по-солдатски, хлопнул по спине и так же резко отпустил.
— Ерке, отвези Игоря к его группе.
— Есть! — козырнул лейтенант.
Глейман развернулся и быстрым, энергичным шагом направился к стоящей дальше по улице радийной машине, отдавая на ходу короткие, отрывистые приказания заместителю. Он снова стал не человеком, а воплощённой волей, мозгом и нервом всей нашей группы.
Мы с Ерке молча вернулись к мотоциклу. Я забрался в коляску, чувствуя странную опустошённость после напряженного доклада. По-хорошему, допрос надо было проводить под запись в протоколе, чтобы ничего не упустить, но уж как вышло… Сомнительно, что Шмидт повторит всё сказанное еще раз — я вспомнил ледяные, полные ненависти глаза оберста и непроизвольно поежился.
«БМВ» рыкнул и рванул с места. Мы понеслись обратно вдоль колонны, большая часть которой уже пришла в движение. Минуты через две я заметил что, от основных сил, от головы и центра длинного стального «питона», отделились несколько «щупалец». Три «Т-34», сопровождаемые парой грузовиков с пехотой, резко свернули на проселочную дорогу, уходя строго на юг. Ещё одна группа — два «КВ», пять «тридцатьчетверок» и два десятка «полуторок» с десантом — развернулась и на повышенной скорости пошла на восток, в направлении Калиновки. Это был уже не прорыв из котла. Это был запланированный рейд по тылам противника.
Мы добрались до «Ситроена», стоящего на обочине. Валуев, Хуршед и Алькорта бесцельно слонялись рядом, лениво наблюдая за суетой вокруг. Увидев меня, сержант поднялся, его лицо расплылось в ухмылке.
— Ну что, пионер, расколол гада? Или он тебя?
— Расколол, Петя, — я вылез из коляски, чувствуя приятную усталость во всём теле. Ерке кивнул на прощание и умчался по своим делам. — Он важной птицей оказался. Много интересного рассказал.
— Это из-за его информации эти странные манёвры начались? — Валуев кивнул в сторону уходящих групп. — Похоже, что нашлись жирные цели с небольшой охраной. Чую, скоро и нам не до отдыха будет. Наверняка самую сложную задачу доверят.
Мы заняли привычные места в пикапе, и «Ситроен» неторопливо покатился вслед за хвостом колонны основных сил. Я высунулся в окно, подставив лицо теплому ветру. Солнце заливало степь кроваво-золотым светом. Где-то там, впереди, очень скоро, в сумерках, заполыхают пожары — наши мобильные группы приступят к работе.
Глава 4
11 сентября 1941 года
День второй, вечер
Весь день наша колонна, заметно поредевшая и растянувшаяся, двигалась через выжженную солнцем равнину. С самого утра от основного ядра, этого стального сердца «группы Глеймана», отрывались мобильные группы — стаи хищных, быстрых псов, отправляющихся на охоту. Уходили парами «Т–34», увязая по башню в неубранных подсолнухах, за ними ехали «ЗИСы» и «полуторки» с пехотой; проносились, поднимая тучи пыли, легкие броневики «БА–20» и тяжелые пушечные «БА–10». Они растворялись в мареве горизонта, а мы, штабное ядро, ползли дальше, слушая доносящиеся издалека раскаты боя — короткие, яростные перестрелки, глухие взрывы. Авангард моторизованной группы сметал на своём пути мелкие, отчаянно сопротивляющиеся заслоны врага — от отделения до взвода, засевшие в редких деревеньках, у одиноких хуторов, на перекрёстках