— Если станет послушной марионеткой мятежников, — ответил королевский секретарь, — то скорее всего умрёт своей смертью. Однако, даже если воспротивится, вряд ли будет казнён. Даже бунтовщики не поднимут руку на особу духовного сана. Скорее всего, он либо сам мирно скончается от своих хворей, которые не первый год донимают его, либо ему помогут в этом, но осторожно, так чтобы никто ничего не понял.

— И всё же пока епископ Жемайтский в руках мятежников, — заметил его величество, — брату его более доверять нельзя. Кого он станет ценить выше — отчизну или родную кровь?

— Не приведи Господь, — король, епископ и все, присутствовавшие в королевском кабинете осенили себя крестным знамением, — оказаться перед таким выбором. Я уверен в Петре Паце, как в себе самом, однако не могу сказать, что выбрал бы, окажись я на него месте. Наверное, здесь и сейчас сказал бы с уверенностью, что выбрал бы отчизну, вот только и сам себе не слишком верю, в чём не стыжусь признаться вашему величеству.

Красиво завернул, оценил Сигизмунд. Ведь и не обвинил напрямую, но показал своё отношение более чем красноречиво.

— Отзовите Петра Паца и остальных родичей епископа Жемайтского из армии Оссолинского, — распорядился король. — Пускай оставят свои хоругви под началом верных людей, лучше всего назначить их самому Оссолинскому, а после немедленно едут в Варшаву.

В два часа пополудни к Седльцу, куда из-под Дрогичина отступила армия Оссолинского, помчались гонцы в письменным приказом короля к самому воеводе подляшскому и всем Пацам, что служили в его войске.

Ян Ежи Оссолинский, воевода подляшский и королевский региментарий[1] был человеком честным и солдатом исправным, несмотря на то, что службу нёс чаще при дворе, нежели в военном лагере. Получив письма из Варшавы, не только от короля, но и от всесильного королевского секретаря епископа Гембицкого, он сразу же вызвал к себе на квартиру Петра Паца. Остальных Пацев, поразмыслив, звать не стал, решив обсудить все вопросы непосредственно с главой семейства.

— До нас доходили вести о разгроме ваших пеших хоругвей на переправе через Буг под Дрогичином, — напрямик заявил Оссолинский. — Однако новостей о брате вашем, Николае, епископе Жемайтском, у нас не было, и вот они.

Воевода подляшский протянул Петру Пацу письмо его величества, адресованное не только Оссолинскому, но и самому главе семейства Пацев. Пётр быстро пробежал глазами строчки уверенного секретарского почерка, после перечитал внимательней. До того, чтобы проверять королевский автограф и печати, конечно, не опустился. Он верил своему командиру и знал, что тот не стал бы так низко поступать с ним. Ведь доверил же Оссолинский ему командование не кем-нибудь, а гусарами — самой могучей силой в войске региментария. Вот только недолго ему оставалось командовать, это опытный политик Пётр Пац понимал отлично.

— Очень жаль, что брат мой угодил в руки к мятежникам, — заявил он. — Понимаю, что веры мне теперь нет, и готов покинуть войско вместе с остальными своими родичами.

— К вам, пан Пётр, — решил подсластить горькую пилюлю Оссолинский, — у меня претензий нет и быть не может. Вы показали себя справным солдатом и верным сыном Речи Посполитой. Но когда выбор становится между родной кровью и отчизной. Не приведи, Господи, — они с Петром одновременно перекрестились, — оказаться перед таким выбором. Его величество отзывает вас с родными в Варшаву. Уверен, поблизости от него вы сумеете доказать свою верность короне хотя бы словом, если не делом.

— Я nullae querelae,[2] — кивнул ему Пётр Пац, — и понимаю отлично и вас, и его величество. Дайте мне три дня на устройство дел и передачу командования, и мы покинем Седльце, чтобы предстать перед его величеством.

С этими словами он удалился, а Оссолинский велел подать ему вина. Он хотел сперва угостить и Петра Паца, однако разговор вышел такой стремительный, что как-то повода не нашлось. Зато теперь королевскому региментарию отчаянно захотелось выпить и отказывать себе в этом он не стал.

[1] Региментарий (лат. regimentum, пол. regimentarz) — в Речи Посполитой XVII–XVIII веков заместитель гетмана или назначенный королём или сеймом командующий отдельной группы войск, который выполняет поставленные перед ним задания и руководит войсками в то время, когда гетман по каким-то причинам не может выполнять свои функции. В XVII столетии региментарием также называли руководителя посполитого рушения, как правило каштеляна или воеводу.

Региментарий генеральный — командующий войсками Конфедерации

[2] Не в претензии (лат.)

* * *

Курфюрст бранденбургский Иоганн Сигизмунд поднял стальной кубок с вином, приветствуя генерала Оттенгартена. Тот не был великим любителем вина, с солдатской юности предпочитая напитки попроще, однако отказываться, конечно же, не стал. Выпил с курфюрстом, хотя, скорее, лишь смочил в вине губы. Осада Маринебурга, который прежде был столицей Тевтонского ордена, затягивалась, однако сегодня им удалось добиться известных успехов. Что, собственно говоря, и приветствовал курфюрст, приказав после утреннего доклада генерала, подать вина.

— Значит, нам удалось наконец пробить несколько брешей в стенах среднего замка, — проговорил курфюрст, ставя на стол стальной кубок. Он отказался от стекла и золота с позолотой в пользу стали и олова, давая всем понять, что является сейчас таким же солдатом как остальные. — Когда вы планируете начать штурм?

Это был не самый простой вопрос, и прежде чем ответить на него генерал крепко задумался. Положение курфюрстова войска, несмотря на триумфальное казалось бы шествие сперва по Вармии, которую теперь именовали не иначе как Эрмландом, а после по Поморью, которое курфюрст ещё не решил как называть, было не таким уж прочным. Конечно, то, что Эльблонг сдался без боя, а гарнизон его удалось разоружить — сильно упрочило позиции курфюрста в Поморье. Вопреки советам генерала Иоганн Сигизмунд не пошёл дальше балтийским берегом к богатому Данцигу, который поляки называли Гданьском, чтобы заполучить ещё и его, а оттуда двинуть на Пуцк, чтобы разгромить Яна Вейера, чьи земли лежали у него на пути. Вместо этого курфюрст велел поворачивать на юг, к Мариенбургу, переименованной в Мальборк прежней столице Тевтонского ордена.

— Если мы возьмём Мариенбург, — уверял генерала Иоганн Сигизмунд, — то и все остальные здешние города падут к нашим ногам. Оставлять в тылу Эльблонг, конечно, нельзя было, но Данциг и Путциг, — так он называл переименованный поляками в Пуцк город, где старостой был Ян Вейер, командовавший теперь конфедерацией, действующей против курфюрста, — лежат дальше, оттуда нам угрозы пока нет.

Тут Оттенгартен был с ним категорически не согласен и высказался по этому поводу, однако окрылённый мыслью завладеть столицей Тевтонского ордена курфюрст никаких доводов слушать не желал и проявил в этом вопросе упрямство, какое ему обыкновенно не