— Проклятье! — выпалил Ходкевич. — Да это прусские ландскнехты! Ваше величество, посмотрите на знамёна. Это наёмники курфюрста, не иначе.

Вряд ли без ведома курфюрста Бранденбургского, регента Пруссии, к мятежникам на службу пошли бы наёмники. Тем более что сам ленник Речи Посполитой набирал войско, чтобы ударить по Литве, и тут вдруг такой поворот.

— Курфюрст предал нас, — мрачно заявил король. — Переметнулся на сторону мятежников, открыто принял их сторону. Эти люди там, — он махнул рукой на поле боя, которое медленно, но верно, словно отлично смазанная и отлаженная машина занимали наёмные полки, — вызов нашей власти над Пруссией и Бранденбургом. Пан гетман, — обратился к Ходкевичу король, — велите атаковать гусарам. Пан Ян, — теперь уже Потоцкому, — пришёл час вашей славы. Покарайте этих изменников.

Ян Потоцкий, хотя и немолод давно уже, и прошёл тяжкий, бесславный Московский поход, а всё равно рад был тряхнуть стариной, и сам, вместе с братом повёл в атаку гусарские хоругви.

— Я соберу пехоту, — успел сказать ему перед тем, как Потоцкий отправился к гусарам, гетман, — всех, кого смогу. Они поддержат вашу атаку.

— Благодарю, пан гетман, — кивнул тот, однако в душе был уверен, поддержка его гусарам не понадобится. Кто сможет остановить их?

Сотни лучших всадников Европы, если не всего мира, двинулись в атаку на ровные квадраты вражеской пехоты. Ландскнехты не дрогнули при их появлении на поле боя. Подчиняясь командам офицеров и унтеров, они продолжали мерно шагать. У мушкетёров горели огоньки на фитилях, лишь прикажи — и тут же сотни мушкетов плюнут во врага свинцом. Расчёты катили лёгкие пушки прямо между ротами пикинеров, чтобы выдвинуть их на позиции, быстро зарядить и пальнуть прямо по скачущим всадникам. Даже лёгонькое полуфунтовое ядро может натворить много бед в плотном строю конницы. А гусары скачут колено к колену, между всадниками негде ладонь просунуть. Они ударят как единое целое, общей массой людей и коней. И выдержать их таранный удар сможет далеко не всякийполк даже самых опытных наёмников.

Легко обойдя конную рубку, кипевшую на фланге, гусарские хоругви по команде перешли на галоп. Опустились длинные, украшенные флажками пики, сверкнули на солнце клинки концежей. Перья загудели, пугая неопытных, ещё ни разу не ведавших гусарской атаки, солдат. Вот только таких среди наёмников не нашлось.

Если гусарский натиск был диким порывом, скачкой сотен коней, то ему противостояла настоящая военная машина. Всё в пехотном строю делалось по команде. Стоило гусарам пустить коней в галоп, как тут же пешие полки остановились, однако никто не спешил упирать пики в землю, выставляя их под углом, так что наконечник оказывался почти напротив конской груди. Перед пикинерами с флангов бегом выбежали мушкетёры, стремительно выстроившись в три шеренги. Унтерам, казалось, даже командовать не было нужды. Все и без их команд знали, что им надо делать.

Залп! И полетели на землю гусары, сражённые тяжёлыми мушкетными пулями. Валятся через голову кони, роняя всадников. Однако строй настолько плотный, что потери почти незаметны, да и не так уж много гусар гибнет. На раны же ни люди, ни скакуны не обращают внимания. Мушкетёры первой шеренги поспешили убраться прочь, уступая товарищам.

Залп! Теперь дистанция куда ближе, и жертв больше. Падают из сёдел гусары, трещат длинные копья, ломаются красивые крылья, закреплённые на задней луке седла, а когда и прямо на кирасе. Валятся сражённые пулями кони, крича почти по-человечески, ведь у боли один голос. Но хоругви несутся вперёд, плотным, колено к колену, строем. И кажется ничто в мире не способно остановить их чудовищный натиск. Мушкетёры сразу после залпа бегут прочь, чтобы успела отстреляться и третья шеренга.

Залп! Почти в упор. Кажется, ещё мгновение, и мушкетёров последней шеренги нанижут на гусарские копья. Однако они успевают выстрелить. Пули пробивают прочные доспехи — на таком расстоянии ничто не спасёт от доброй унции[1] свинца. Кони, получившие ранение, взвиваются на дыбы, и далеко не все всадники справляются с ними. Иные летят под ноги, успевая лишь помолиться. Пережить падение и схватку вряд ли кому-то из них будет суждено.

Дав залп, мушкетёры валятся ничком на землю, сбежать у них шансов уже нет. Но прямо над их головами тут же вырастает настоящий частокол длинных пик. Их острия направлены в грудь и морду лошадям, и даже направляемые железной рукой опытных наездников, скакуны далеко не всегда кидаются на строй пикинеров.

Гусары наносят-таки свой знаменитый таранный удар. Трещат пехотные пики и гусарские копья, без жалости разят концежи. Однако все пехотные полки выдерживают первый, самый страшный натиск польских гусар. Гусарские копья были по большей части сломаны, многие из пикинеров первых шеренг пали от них, не спасли даже доспехи — от тяжёлого наконечникам не спасёт и самая прочная кираса. Но погибших быстро заменили, и строй сомкнулся, не давая гусарам прорваться. В ход пошли длинные концежи, которыми так удобно орудовать с седла. Гусары доставали ими пикинеров, те могли лишь молиться, потому что бросить пику, значит, развалить всё построение, а это верная гибель для всех. Вот и стояли под ударами концежей прусские и прочие пешие наёмники, опытные ветераны, на чьих телах можно прочесть целую летопись сражений, изображённых шрамами от колотых, резаных, рубленых и стреляных ран. Они умели держать строй, и сейчас показали своё умение.

Запели рожки, и гусарские хоругви подались назад. Не сумев сломить первым натиском вражескую пехоту, Потоцкий приказал отъехать на сотню шагов для нового удара. Можно было бы и вернуться в лагерь за новыми копьями, да время дорого. Король такого промедления явно не одобрит. Придётся сразу бить в концежи.

— Гусария, — проехал он перед строем хоругвей, — враг отбил наш первый натиск, но это ничего не значит. Покажите этим топтунам, чего они стоят против нас! Вперёд! — Он указал на перестраивающихся и готовящихся принять новый удар наёмников булавой. — Стопчите их! Вперёд, гусария!

— Виват, пан Ян Потоцкий! — первым подхватил молодой Станислав, родич Яна и Якуба. — Re vera, стопчем их!

И снова сотни всадников ринулись в атаку. Вот только на сей раз противник встретил их куда серьёзней. Между пехотных полков катились лёгкие орудия, пока гусары отступали, собирались и готовились к новому натиску, их выкатили вперёд. Несколько десятков заряженных, готовых к залпу лёгких пушек. На картечь размениваться не стали, против закованных в сталь всадников она не так уж хороша: лучше палить ядрами — они уж