король, однако прежде чем пахолик отправился к пушкарям, чтобы передать его, в уздечку его коня вцепился стальной хваткой гетман Александр Ходкевич.
— Ваше величество, — вежливо, почти с мольбой в голосе произнёс он, — не делайте этого. Вы погубите солдат.
— Бежавших с поля боя трусов, — решительно возразил ему Сигизмунд, однако на приказе настаивать не стал.
— Солдат, которые обошлись казне очень дорого, — заявил Ходкевич. — Сейчас их избивают пятигорцы, но вы можете спасти их. Расстреляете из пушек, и лишитесь всех наёмников, что ещё готовы были бы пойти к вам на службу. Пойдёт слух, что вы расстреливаете солдат, чтобы не платить им, а как оно было на самом деле, никого волновать не будет. Ваше величество, отдайте приказ атаковать гусарам или панцирным казакам. Они справятся с пятигорцами и спасут наёмников.
— Пусть так, — кивнул король, не желавший принимать возражений Ходкевича. Однако как человек умный, король понимал, раз гетман польный просит его так страстно, значит, он прав. — Отдавайте приказ панцирным казакам и шляхетскому ополчению. Пускай эти предатели узнают цену своей измены.
Ходкевич только кивнул пахоликам, и те помчались к конным хоругвям панцирных казаков и шляхтичей.
Коронные конные хоругви ударили прямо через бегущую пехоту. Кому из ландскнехтов не повезло, того стоптали, иных плетьми побивали, чтоб под ногами у коней не путались. И как только началась схватка, что-то понять, глядя на неё с того расстояния, на котором стоял король со свитой, стало решительно невозможно. Вооружены и те и другие были примерно одинаково и оставалось только гадать, как они отличают своего от чужого в безумии конной схватки. Сверкали сабельные клинки, били копья, изредка то тут, то там показывалось облачко порохового дыма. Кто-то успевал буквально чудом перезарядиться или же приберегал оружие для верного выстрела в упор. Такого, что вполне может жизнь спасти.
Закрутилась безумная карусель конной рукопашной, и кто кого — понять было решительно невозможно.
— Места мало, — посетовал Ян Потоцкий. — Некуда гусарами ударить. А так бы давно уже рассеяли всех этих пятигорцев.
Братья Потоцкие вместе с молодым Станиславом, конечно же, находились при короле. Они привели свои хоругви конницы и пехоты, существенно пополнившие коронное войско, поэтому Яну Потоцкому его величество поручил командовать гусарами. Вот только, как справедливо заметил он сам, места для таранной атаки гусарии здесь не было. Московитский князь умело выбрал поле боя, ничего не скажешь.
И самое неприятное, что сюрпризы, которые он подготовил для коронного войска, ещё не закончились.
— Алла! Алла! — раздался знакомый всем в Диком поле и его окрестностях боевой клич. Липки, как все татары, буквально росли вместе со своими конями, для них пройти по бровке шириной в лошадиный круп — раз плюнуть, они и не такое вытворяют. Их спустили с поводка, словно свору диких псов, отдали приказ: «Рвать!», а они и рады стараться. Под зычные выкрики: «Алла! Алла!» и волчий вой, липки охватили с флангов пехоту и рубившихся с пятигорцами панцирных казаков вместе со шляхетским ополчением, и бешенная рубка завертелась с новой силой. Вот только теперь перевес в ней уже точно был на стороне мятежников.
— Шлите людей к Кантемиру, — тут же обернулся к Александру Ходкевичу король, как только услышал знакомые крики. — Пускай решит вопрос с этими предателями!
Ходкевич в этот раз сам не поехал. Опытный военачальник, он понимал, что татары служат лишь для отвода глаз, настоящий удар московитский князь ещё не нанёс. И каков он будет — пока непонятно, однако реагировать на него придётся быстро, а сделать это, находясь среди татар мурзы Кантемира гетман не сумеет.
— Пан Ян, — обратился он к Потоцкому, — ступайте к татарскому мурзе, пускай выполнит приказ короля. — И уже тише, так чтобы слышал лишь одни Потоцкий, добавил: — И пускай гусары ваши сидят в сёдлах. Что-то мне подсказывает — они очень скоро нам понадобятся.
Потоцкий не слишком любил татар, его земли находились близко от Дикого поля, и с ними он был знаком с юности и не понаслышке. Однако отказывать гетману польному не стал. Да и татары Кантемира, хотя и пострадали от рогулек и выстрелов литовских выбранцов, всё ещё представляли собой серьёзную силу.
— Мы напоим свои сабли их кровью! — пообещал сам мурза, который горел гневом и желанием оправдаться перед самим собой за позор бегства от жалких выбранцов.
Татары не заставили себя ждать. В третий раз над полем боя разнёсся их клич: «Алла! Алла!». Чамбулы Кан-Тимура ударили на липков, но те выдержали, и грандиозная кавалерийская рубка продолжилась. Достигнуть в ней решающего перевеса пока не удавалось ни одной стороне. Гибли люди, с криками падали кони. Ломались пятигорские копья, татарские булавы мозжили вражьи головы, сабли скрежетали по панцирям, звенели о шлемы, но куда чаще их клинки находили живую плоть и пускали кровь. Грандиозная, безумная конная схватка, из которой, казалось, живым не выйти никому. Люди и кони сталкивались, убивали друг друга, валили наземь, и всё лишь для того, чтоб спустя краткий миг схватиться снова. А потом и ещё раз, и ещё, и ещё… И так, пока смерть не настигнет тебя самого. Сабельным клинком, наконечником копья, булавой с ослиной челюстью или же редким пистолетным выстрелом прямо в лицо, от которого спасенья нет.
По весеннему времени пыли почти не было, и легко можно рассмотреть что там творится. Потому его величество не отрывался от зрительной трубы, наслаждаясь зрелищем конной рубки.
— Всё же сарматы, — проговорил он, не опуская трубу, — сарматы вы, никак иначе. Не в пешем строю, но только верхом победы добываете!
Сигизмунд верил, что победа будет за коронным войском. Верил всем сердцем. И вера его имела под собой веские основания. Коронные всадники и впрямь начали теснить мятежников прямо к опасно ровному куску земли, засеянному «чесноком».
— Сейчас, — приговаривал король. — Вот сейчас московитский мальчишка угодит в собственную западню. Он уже однажды недооценил польскую кавалерию, и теперь повторяет ошибку.
Вот только гетман польный Александр Ходкевич не был согласен с королём, хотя и помалкивал. Московитский князь не производил впечатление человека, который повторяет собственные ошибки. Потому и сидели в сёдлах гусары, готовые по первому же приказу ринуться в атаку.
И очень скоро возникла надобность именно в этом приказе.
* * *
В лагере мятежников запели трубы, забили барабаны. Да так громко, что слышно было даже сквозь грохот конной схватки, всё ещё кипевшей на фланге. Король тут же обернулся туда, и увидел, как из шанцев, через валы идёт масса пехоты. И это были вовсе не выбранцы. С отменной слаженностью шагали одетые