Туда мы прилетели так: вертолет не приземлялся, а завис над какими-то оставшимися постройками аэродрома, и нам сказали: вперед, прыгайте! Мы повыпрыгивали вместе со своими вещмешками. Ни документов, ни учетных карточек у нас с собой не было: просто переодели нас в форму ФАГОТА, дали пистолет, бронежилет и какие-то свои вещи мы взяли.

– Какие были пистолеты у вас?

– Наши, ПМ. Все наше оружие было, советское.

– А автоматы?

– Это мы получили на месте. Там уже у нас в машине были и автоматы, и гранатометы.

Как только мы прыгнули и приземлились, подъехали наши из бригад на машинах.

Кстати, все колесные машины у нас там были бразильского производства: «энжезы» – хозяйки-полуторатонки, ЕЕ. Они были нескольких модификаций, четырех, по-моему. Очень хорошие машины, наши КамАЗы им в подметки не годятся. Мы сразу попрыгали в эти машины и поехали туда, где дислоцировался наш командный пункт. Потому что противник же видел, что подходят вертолеты, и начал обстрел из артиллерии. Там, видимо, корректировщики огня находились где-то рядом, и они хорошо работали.

Мы прибыли на командный пункт.

Постепенно установился наш военный быт. Исполняли свои обязанности – я был в бригаде, – вели позиционные бои. Иногда выходили в небольшие рейды, в большие – нет. Уже после того как та операция наступательная прогорела. Во-первых, она была не подготовлена: ведь планировалась к годовщине Октябрьской революции, в спешке, многое было недоделано, много людей тогда погибло, и советники наши вынуждены были бежать кто в чем, которые были в этих бригадах, вплоть до того, что с собой только спички и сигареты в карманах и все…

Позже боевые действия были уже позиционные, периодичной активности. Стояли почти все время в обороне, за речкой Куито: сам город Куито-Куанавале был осажден.

Мы располагались в небольшом поселке, куда, видимо, португалы ездили охотиться, отдыхать, там располагалось тридцать домиков. Все было достаточно обустроено, причем по тамошним климатическим условиям. А во время боев мы жили в лесу: вырывали себе землянки, даже не землянки, а блиндажи, укрепляли их как следует.

Очень часто случались мощнейшие артобстрелы со стороны противника. Уже в 1988 году ими предпринималось контрнаступление на Куито-Куанавале, переправу разбили. У них хорошо работали дистанционно управляемые летательные аппараты, планеры. Летали и самолеты-разведчики. Довольно успешно бомбили. Там был такой «мост жизни» через реку Куито – его три раза взрывали. Первый раз взорвали подводные пловцы, второй – планеры; несколько сбили наши, а один достиг цели. А в третий раз, когда противник предпринял атаку, чтобы вытеснить какие-то наши части с противоположного берега Куито. Но тогда уже вмешались кубинцы. Мы были там как советники, у нас ничего не было, нас охраняли местные ребята, «гварда». А у кубинцев воевала регулярная армия. Вот они восстановили движение по дороге Менонге – Куито-Куанавале. Они установили свою охрану лагеря, который обустроили, перекрыли также дорогу, установили свои посты на расстоянии зенитного выстрела. Уже по дороге можно было ехать спокойно, и от Менонге до Куито-Куанавале – а я часто ездил – добирались часов за десять или восемь, не за месяц, как раньше. И потерь во время движения не несли, потому что везде стояли кубинцы.

С кубинскими военнослужащими. А. П. Давыдовский – в центре. Менонге, 1988 год

Когда противником была предпринята атака – потом это назвали сражением, битвой, хотя там было довольно ограниченное число войск, что с одной, что с другой стороны. В тех боях очень активно и результативно работали наши реактивные установки, БМ-21. У них дальность выстрела – до 25 километров. Прямо через речку: танки противника пошли на наши позиции, бээмки залп делают и сразу меняют место дислокации, потому что противник накрывает позицию сразу. Маневренные очень. Но с ними тоже уже работали кубинцы. Те стволы, которые были у нас, пушки 130-миллиметровые – были слабее артиллерии противника. У тех были G-5, «жэ синку», и G-6, «жэ сете» – артиллерия английского[242], по-моему, производства, которые стреляли активно-реактивными снарядами, то есть у этого снаряда был еще маршевый двигатель. Самоходка «жэ синку» была прицепная, а «жэ сете» на гусеничном ходу, они стояли батареей и стреляли на дальность более пятидесяти километров – 51-52. Наши никак не могли с ними тягаться. Авиация работала постоянно, они сбрасывали очень мощные бомбы. Но наши истребители, «МиГи», в воздухе господствовали, и как только они появлялись, так бомбардировщики противника тут же уходили.

– Кто летал на наших истребителях?

– В основном кубинцы. На вертолетах летали и анголане. Но ангольские экипажи несли большие потери в технике – в личном составе практически не несли, именно в технике. Потому что плохо управляли. Вплоть до того, что летит пара вертолетов, во время посадки зацепятся винтами, перевернулись – и машины в клочья. Мы с ними тоже летали, конечно, но не с большим удовольствием (улыбается).

Когда кубинцы предприняли танковую атаку во время контрнаступления, она тоже была не очень подготовлена, в результате погибло около 30 человек кубинцев. Танковая рота полностью была уничтожена.

Мемориал кубинцев. Куито-Куанавале, март 1989 года

– На каких танках воевали кубинцы?

– На советских. Но противник имел реактивные установки на джипах, типа базук. Они были более маневренные, и видимость в них более открытая. Там лесистая местность, танки без пехоты, без прикрытия пошли, и их всех пожгли в итоге. Где-то только через месяц потом мы эту зону заняли. Доставали из танков людей, они были в обгоревшей форме, почему-то в противогазах, уже разложившиеся, конечно… И тогда кубинцы учредили медаль «За оборону Куито-Куанавале»[243]. Я ею награжден. Таких наград в Советском Союзе мало. Еще меня наградили местной медалью «За защиту ангольской революции» 2-й степени.

С течением времени обстановка менялась. Политические какие-то проблемы решались более успешно, боевые действия были периодическими, не то чтобы постоянными. Мы стояли в обороне. Артобстрелы были каждый день, правда. Чуть только затихнет – приказ. У нас ведь шел день за три, или месяц за три, как в зоне боевых действий, и соответственно, зарплата была другая. Если перерыв в боевых действиях – платили 80 % валюты и 20 %, как мы говорили, «дубовых», и выслуга шла год в год или день в день. Кто был с семьями, получали 100 % постоянно, а мы были без семей, и 100 % нам засчитывали только в период боевых действий.

Через год, в ноябре 1988 года, я съездил в отпуск.

– Какая была продолжительность отпуска?

– По-моему, 45 суток. Уже