«Если бы Арди сказал нам правду сразу, разве состоя-лось бы собрание в Калюире? — пишет в книге «Рискованная авантюра» Клод Бурде, бывший заместителем начальника отряда «Комба», теперь один из руководителей пацифистского движения во Франции. — Если бы не была устроена эта западня, многое в истории Франции сложилось бы по-другому как в войну, так и после войны. Я не могу не думать, что, останься Мулен жив, он сыграл бы после Освобождения ключевую роль в жизни страны…».

Первый день своего президентства Франсуа Миттеран начал с возложения гвоздик Жану Мулену, похороненному в Пантеоне…

Макс, бесспорно, сыграл ключевую роль в жизни страны во время войны. Смысл порученной ему де Голлем миссии Клод Бурде раскрыл при нашей встрече так:

— Де Голль послал Мулена во Францию с заданием объединить разрозненные отряды Сопротивления и включить в Национальный совет также политические партии, как борющиеся (прежде всего коммунистическую партию), так и влачащие жалкое существование, впавшие в апатию буржуазные партии Третьей республики. Требование воскресить их всех нас сильно смущало. И все же довод Мулена был в конце концов принят, потому что мы поняли: только безоговорочное подчинение всего движения Сопротивления де Голлю, со всеми политическими формациями прежнего режима, станет сильным козырем его лидерства, в котором ему упрямо отказывали руководители Англии и США.

Действительно, события развивались стремительно: 27 мая 1943 г. образован Национальный совет Сопротивления, и Жан Мулен шлет де Голлю в Лондон телеграмму; 30 мая де Голль перебирается в Алжир, где его встречают с энтузиазмом; через год под его главенством образовано Временное правительство во Франции, которое рервым признал СССР. Де Голль стал лидером всех сражающихся французов, но Мулена уже не было в живых.

Демаркационная линия, которая вплоть до конца 1942 года разделяла страну на оккупированную и свободную зоны, делила и французское Сопротивление на Север и Юг. Оно делилось также на «левое» и «правое». Вышедшая во Франции накануне последнего суда над лионским палачом книга Филиппа Харцера «Клаус Барбье и гестапо во Франции» содержит взгляд на роль Жана Мулена именно справа: «Он не скрытый коммунист, как о нем говорили, а коммунист явный, не зря в годы Народного фронта он поставлял вооружение республиканским бригадам в Испании…»

Взгляд же на Мулена слева точно схвачен в определении «префект Народного фронта», которое буквально срослось с его именем. Формально он не принадлежал ни к какой партии, тем не менее по убеждениям его скорее всего можно отнести к социалистам. Создав Национальный совет, он придал социалистической партии гораздо больший вес, чем тот, которым она обладала в Сопротивлении.

Трудно угадать, какую роль сыграл бы он после войны, но сам факт выбора его де Голлем красноречив: никто так, как Жан Мулен, не мог обеспечить ему поддержку и признание левых сил страны, самых активных в Сопротивлении. Мулен эту задачу выполнил блестяще.

— Да, после того как Арди вернулся в наш отряд, — говорил мне Клод Бурде, — подозрительность к нему нас не покидала. Мы ничего не могли доказать, но… бывает шестое чувство… Я настоял на его отправке в Северную Африку, подальше с глаз. В чем же был смысл его предательства? Наша буржуазия после войны страшно сопротивлялась приходу к власти де Голля. Она не забыла Народный фронт во Франции, в ней все еще жил Мюнхен, она вся была пропитана коллаборационизмом. И уж если де Голлю было оказано такое сопротивление, то представьте только на минуту на его месте «префекта Народного фронта»! О да, те, кто погубил Мулена, заглядывали далеко вперед…

В докладе Кальтенбруннера есть и такие строки:

«Ближайший сотрудник и заместитель Арди в бюро по организации саботажа на железных дорогах, ответственный за организацию забастовок железнодорожников еврей Эйльброннер, он же Арель, он же Эннкен, арестован благодаря встрече, подстроенной с помощью Арди…»

Макс Эйльбронн (в докладе его фамилия искажена), владеющий во Франции сетью магазинов высшего класса «Галери-Лафайет», сказал мне:

— Конечно, лично мне ближе был де Голль. Но Жана Мулена ликвидировали именно потому, что видели в нем если и не совсем «красного», то потенциально близкого к ним, в этом сомнений нет. Арди и Барбье исполнили волю тех, кто боялся, чтобы Франция не стала левой после войны.

В 1979 году Альтмана-Барбье разыскал в Боливии человек, чье имя ему ни о чем не говорило: Мишель Гольдберг-Койо. Гость представился французским журналистом и умолчал о действительной причине, которая привела его на край света: он решил отомстить за отца, которого замучил в 1943 году лионский палач. Мишель Гольдберг-Койо напечатал об этой встрече репортаж:

— Почему французы так ненавидят меня? — спросил Барбье на прекрасном испанском языке. — Я на них не в обиде. Мой сын женился на француженке, я до сих пор переписываюсь с офицерами из дивизии «Карл Великий»[12], несколько лет назад я даже с удовольствием побывал транзитом в аэропорту Орли… Не кажется ли вам, что сейчас существуют более важные и актуальные проблемы, чем та война, о которой я перестал думать, как только сдал оружие? Вьетнам, например. Мы были предвестниками борьбы против большевизма. Посмотрите, где они сейчас! Если бы американцы не заставили нас проиграть ту войну, этого бы никогда не случилось.

В беседу вступает его сообщник:

— Но, Клаус, почему они к тебе все так пристают с этим? Ведь ты же был в Лионе всего лишь оберштурмбан-фюрером.

Эти слова задели Альтмана за живое:

— Правильно, но я имел больше власти, чем какой-нибудь генерал, и потом: я находился в столице Франции, которая еще сопротивлялась. Я изменил ход истории, арестовав Жана Мулена.

— К черту эти старые истории! — сказал Барбье в другом своем интервью там же, в Боливии. — Если бы не было борьбы за влияние между коммунистами и голлиста-ми, Арди не выдал бы мне Мулена!

Когда в феврале 1983 года Барбье был доставлен во францию, на экране телевизора возник жмурящийся от света, постаревший, неопрятный Арди. Вот одно из его интервью той поры:

— Так в каком же качестве присутствовали вы на совещании в Калюире?..

— Мне приказали там быть.

— Кто? Обри?

— Нет, не Обри… Один генерал… Я не могу пока назвать его имени, потому что он и сегодня играет политическую роль.

— Вам, стало быть, поручили наблюдение за этим совещанием?

— Вот именно… Вы же знаете, что Мулен хотел объединить все Сопротивление под эгидой коммунистов… Французы чудаки. Они не понимают, что такое Москва. Будь я помоложе и поздоровее, я сейчас отправился бы в Афганистан драться с русскими…

Таких, как