Однако существует также граница между адекватностью и педантизмом. В этой книге, где я опирался на общедоступные документы, книги, журнальные статьи или специальные источники любого рода, я указал источник. Однако большую часть событий 1929 года можно найти в общедоступной и финансовой прессе того времени. Систематическое цитирование этих источников повлекло бы за собой бесконечные ссылки на одни и те же статьи. Я этого не делал. В общем, это означает, что если источник не указан, читатель может предположить, что это были New York Times, Wall Street Journal и другие газеты того времени, имевшие широкий тираж.

ГЛАВА I

«Видение и безграничная надежда и оптимизм»

ДЕКАБРЯ 1928 ГОДА президент Кулидж направил вновь собравшемуся Конгрессу своё последнее послание о положении страны. Даже самый меланхоличный конгрессмен, должно быть, нашёл утешение в его словах. «Ни один Конгресс Соединённых Штатов, когда-либо собиравшийся для обзора положения страны, не встречал более отрадной перспективы, чем та, что видится сейчас. Во внутренней сфере царят спокойствие и довольство… и высочайший уровень многолетнего процветания. Во внешней сфере – мир, добрая воля, проистекающая из взаимопонимания…» Он сказал законодателям, что они и страна могут «с удовлетворением смотреть на настоящее и с оптимизмом смотреть в будущее». И, резко нарушив древнейшие наши политические традиции, он умолчал о том, чтобы приписать это благополучие выдающимся качествам возглавляемой им администрации. «Главный источник этих беспримерных благ – честность и характер американского народа».

Целое поколение историков критиковало Кулиджа за поверхностный оптимизм, который мешал ему увидеть, что надвигается великая буря как дома, так и за рубежом. Это вопиющая несправедливость. Не требуется ни мужества, ни проницательности, чтобы предсказать катастрофу. Мужество требуется от человека, который, когда всё хорошо, говорит об этом. Историки с радостью распинают лжепророка миллениума. Они никогда не останавливаются на ошибке человека, ошибочно предсказавшего Армагеддон.

В мире, о котором говорил Кулидж, было много хорошего. Правда, как утверждали либеральные мизантропы, богатые богатели гораздо быстрее, чем бедные беднели. Фермеры были недовольны с тех пор, как депрессия 1920–1921 годов резко снизила цены на сельскохозяйственную продукцию, но оставила себестоимость высокой. Чернокожие на Юге и белые в южных Аппалачах продолжали жить в безысходной нищете. В районе загородных клубов росли прекрасные староанглийские дома с высокими фронтонами, витражными окнами и искусно имитированными фахверковыми конструкциями, в то время как дальше в городе можно было встретить самые отвратительные трущобы за пределами Востока.

Несмотря на всё это, двадцатые годы в Америке были очень благополучным временем. Производство и занятость были высокими и росли. Заработная плата росла незначительно, но цены оставались стабильными. Хотя многие люди всё ещё были очень бедны, людей, живущих в достатке, состоятельных или богатых, было больше, чем когда-либо прежде. Наконец, американский капитализм, несомненно, находился в активной фазе. С 1925 по 1929 год число промышленных предприятий увеличилось со 183 900 до 206 700; стоимость их продукции выросла с 60,8 млрд долларов до 68,0 млрд долларов. 1 Индекс промышленного производства Федерального резерва, средний показатель которого в 1921 году составлял всего 67 (1923–25 = 100), к июлю 1928 года вырос до 110, а в июне 1929 года достиг 126. 2 В 1926 году было произведено 4 301 000 автомобилей. Три года спустя, в 1929 году, производство увеличилось более чем на миллион, достигнув 5 358 000. 3 – цифра, которая весьма прилично сопоставима с 5 700 000 новых регистраций автомобилей в богатом 1953 году. Доходы предприятий быстро росли, и это было благоприятное время для бизнеса. Более того, даже самые предвзятые историки той эпохи молчаливо признают, что времена были хорошими, поскольку почти все они единодушно осуждают Кулиджа за его неспособность понять, что они слишком хороши, чтобы длиться вечно.

К этой идее железного закона компенсации — идее о том, что десять хороших лет двадцатых годов должны были быть оплачены десятью плохими годами тридцатых годов, — стоит вернуться.

II

Одно обстоятельство в двадцатые годы должно было быть заметно даже Кулиджу. Оно касалось американцев, о характере которых он так хорошо отзывался. Наряду с безупречными качествами, которые он восхвалял, они также демонстрировали неумеренное стремление к быстрому обогащению с минимальными физическими усилиями. Первое яркое проявление этой черты характера произошло во Флориде. Там, в середине двадцатых годов, Майами, Майами-Бич, Корал-Гейблс, Восточное побережье вплоть до Палм-Бич на севере и города на побережье Мексиканского залива были охвачены великим бумом недвижимости во Флориде. Флоридский бум содержал в себе все элементы классического спекулятивного пузыря. Непременным условием было наличие субстанции. Зимний климат во Флориде был лучше, чем в Нью-Йорке, Чикаго или Миннеаполисе. Более высокие доходы и развитая транспортная система делали её всё более доступной для морозного Севера. Действительно, наступало время, когда ежегодные перелёты на Юг станут столь же регулярными и впечатляющими, как миграции канадских казарок.

На этом неотъемлемом факте мужчины и женщины начали строить мир спекулятивных иллюзий. Это мир, населённый не людьми, которых нужно убеждать верить, а людьми, которым нужен повод для веры. В случае с Флоридой им хотелось верить, что весь полуостров вскоре будет заселён отдыхающими и любителями солнца новой, удивительно ленивой эпохи. Наплыв будет настолько велик, что пляжи, болота, топи и обычные кустарники приобретут ценность. Климат Флориды, очевидно, не гарантировал этого. Но он позволял людям, которые хотели верить, верить.

Однако спекуляция не зависит исключительно от способности к самообману. Во Флориде земля делилась на участки под застройку и продавалась с первоначальным взносом в 10 процентов. Очевидно, что значительная часть некрасивой местности, перешедшей таким образом к другому владельцу, вызывала одинаковое отвращение как у покупателей, так и у прохожих. Покупатели не рассчитывали жить на ней; было нелегко предположить, что кто-то когда-либо будет. Но это были лишь теоретические соображения. Реальность же заключалась в том, что этот сомнительный актив прибавлял в цене с каждым днём и мог быть продан с солидной прибылью уже через две недели. Ещё одна особенность спекулятивных настроений заключается в том, что со временем тенденция обращать внимание не на сам факт роста стоимости, а на причины, от которых он зависит, значительно ослабевает. И нет никаких причин, почему кто-либо должен это делать, пока предложение людей, покупающих с расчётом на прибыльную продажу, продолжает увеличиваться достаточно быстрыми темпами, поддерживая рост цен.

В течение 1925 года погоня за лёгким богатством