– Поговорим о съемках вашего проекта, Саш. Как они проходили? В чем особенность съемок на воде? Наверняка есть определенные, характерные для открытого океана моменты.

– Я тогда не сильно был искушен морскими переходами. Не совсем, наверное, понимал особенности съемок в морских условиях. Это агрессивная среда – вода, соль морская, и за всей техникой нужно постоянно внимательно следить, потому что немного морской воды – и она выходит из строя. И есть такой момент, о котором все слышали, – прикачивание. Морская болезнь. Два-три дня мне было очень тяжело, как, впрочем, и многим из экипажа. А ведь мы, съемочная группа, тоже несли вахты. Это было непросто. Мы тоже были частью экипажа. Возможно, не такое принимали участие в жизни корабля, как все остальные, но так или иначе помогали и несли вахты. И разделяли весь быт экипажа.

Особенностей было много. С капитаном мы сразу обговорили, куда заходить можно, а куда опасно в какие-то моменты. Но в целом при нормальной погоде, которая была на Канарских островах, и при переходе от одного острова к другому мы разбирались, как делать, как снимать, где ставить камеры, как экипаж на нас реагирует. Потому что не все хотели сниматься…

– Были конфликты?

– Нет, прямых конфликтов не было. Но кто-то просто говорил: меня сейчас не снимайте. Другие – наоборот. Я это прекрасно понимаю. Так при любых съемках – поначалу все, наверное, боятся показать свои слабые стороны. Потом человек привыкает и не замечает камеры, начинает разговаривать, признаваться, как ему тяжело. Наша задача была именно в том, чтобы расположить к себе экипаж и снимать. И не упасть за борт. (Смеется.)

– Сильно. Расскажи, как и когда сложился синопсис фильма. Это был плавный процесс или он трансформировался во время вашего перехода? Как это все происходило?

– Конечно, как и любое кино: ты что-то планируешь, а на месте съемок все идет, конечно же, иначе, поскольку очень много вводных, которые ты не можешь предусмотреть. Мы ехали снимать кино, уже зная, что хотим снять. С Олей Преображенской говорили: о чем можно его сделать, что это может быть, какие темы лучше затрагивать. Я знал, что, скорее всего, фильм получится о трансформации человека, о том, каким человек становится на корабле. По мере преодоления себя, обстоятельств, познания себя, парусного дела и вообще всего того, что происходит при таком уникальном проекте, мы понимали, что лучше всего снимать про трансформацию. Мне кажется, получилось увидеть, как человек меняется в течение перехода, и тем более такого. Сильно сценарий у нас не изменился.

Но, конечно, было много вводных. Кто мог предусмотреть, что мы можем попасть в определенные погодные условия? Когда мы еще были на берегу, в редакции, когда разбирали эту идею, мы не могли предусмотреть, что может там произойти. Но в целом мы хотели сделать кино о характере, душе «Штандарта», капитане и его экипаже. Мне кажется, у нас это получилось.

– Расскажи, пожалуйста, про шторм, это один из самых главных моих вопросов. В какой акватории вы тогда находились, как все это произошло?

– В тот момент мы уже «прикачались», то есть морская болезнь у всех закончилась, все прекрасно себя чувствовали, шли под парусами, были вахты, все как обычно. Условно говоря, это было после Мадейры. Мы взяли курс к берегам Франции. Известно, что все яхтсмены получают сводки о погоде – это обязанность экипажа, и в тот момент, когда мы уже достаточно далеко ушли от Мадейры, поступило штормовое предупреждение. Хотели обойти шторм стороной. Но, пока обходили его, образовался второй. Приняли решение пройти между двумя штормами. Но они собрались в один крупный шторм, а мы оказались в эпицентре. «Штандарт» – удивительное судно. Как сказал наш капитан, какая-нибудь другая яхта вряд ли бы продержалась так долго. А наш деревянный парусник более гибко реагирует на такие мощные вещи. Более лояльно «проглатывает» удары воды о корму. В тот момент действительно было мощно, мощно для меня – думаю, для капитана Мартуся это рядовая история. Он все прекрасно понимал. Нас потрепало за эти трое суток. Мы даже сломали мачту. И все эти дни было жестко. Но мы вышли победителями.

— Расскажи в деталях о том, какие были волны, когда ты стоял на носу судна.

– Как обычно, в таких историях, когда начинается нестандартная история, отклонение от погоды, понятно, что экипаж выполняет все четко, как выполнял до этого, – несет вахты, выполняет свои обязанности. Поэтому все это было регламентировано: есть ребята, которые в этот момент управляются с парусами, есть ребята, которые несут вахты в качестве впередсмотрящих на носу и смотрят волну, поскольку это ночные вахты, и очень плохо видно, что происходит за бортом. А судно большое, обзор сложен, когда облачно и луна не очень сильна, и не видно, какая волна набегает и с какой стороны. Поэтому, как правило, на нос корабля идут два человека впередсмотрящих и стараются больше информации передать рулевому путем голосовых выкриков, например, «большая справа», «средняя слева». И таким образом рулевой реагирует, и судно ложится более прямо к волне по курсу. И он ее не так тяжело преодолевает, ежели она придет в бок.

Помню, как мы с Алексеем, у нас был такой герой, пошли нести эту вахту в качестве впередсмотрящих, и я помню, что он кричит «большая», я смотрю и кричу «средняя», мы стоим на носу. Мы обвязались страховочными веревками. Чтобы вы все понимали, волна была такая, что нос корабля сильно зарывался в волну. Мы стояли в непромах. У нас были высокие сапоги. Вода подходила под самый край сапог, почти по пояс. Мы держались за веревки и сами были привязаны. Но в какой-то момент, помню, Алексей спрашивает меня: «Саш, ты что-то видишь?» Я говорю ему: «Нет, не вижу». Смотрим по сторонам. Нет и нет. Вестибулярка так работает, что не понимаешь, ровно ли мы идем или нет. В этот момент