Это было севернее Ленинграда.
Прятались от немцев, когда в тыл вас сбрасывали, в болотах, в основном?
Мы больше прятались на минных полях. Потому что немцы наши минные поля не разминировали. Они просто обтягивали их проволочным заграждением и таблички ставили: «Мины». Кругом везде было покошено, а там трава была в человеческий рост. Ну вот, чтобы можно было отдохнуть или там переспать, мы перелезали через забор и на минное поле уходили. И там спокойно было: отдыхаешь, зная, что туда никто не зайдет. Но рисковали, конечно.
Когда вас выбрасывали, какое обычно снаряжение давали с собой?
Ну что нам давалось? Радиостанция, автомат, пистолет, гранаты, продукты питания.
Случалось ли такое, что бывшие военнопленные работали в разведке?
Да, у нас были военнопленные. Привозили их к нам и говорили, что вот, допустим, он будет работать у нас. И он, этот пленный, с нами находился. Не рассказывали, при каких обстоятельствах перешел он к нам, захватили его или что, или же перевербовали его. Ну, с нами жил он. Потом он куда-то пропадал, куда-то его забрасывали.
А женщины в группах были?
У нас одна такая была. Фамилия ее была Афанасьева. Она осталась жива. В конце войны она поехала в Кингисепп, и оттуда она написала мне два письма. Благодарила меня, потому что я ей помог. А получилось у нее, значит, так. Она была беременная в конце войны, а муж погиб. Тоже тогда же, в 1944 году, он погиб. Ее, в общем, демобилизовали. А у нее ни кола, ни двора не было: вообще ничего у нее не было. А я как раз находился в Пирита, там, где была бывшая дача Уноло Питканинса, эстонского адмирала, который был командующим эстонским флотом в 1940 году. И этот его дом был обеспечен: в шкафах было белье, одежды, ковры, чего там только не было. В общем, богатая дача была. Поместье было такое, значит. И меня как раз начальник разведотдела направил туда, чтоб я в этот дом никого туда не пускал. Ну, для себя, видно, сохранить хотел он его. Ну он и сохранил его для себя. Меня оттуда потом забрали на операцию на остров Рухну. И вот, она сообщила мне. А мне ведь было приказано: ни в коем случае ничего чтобы не попало в дом. Она через шофера знакомого сообщила, что так и так, помоги, пожалуйста. Я ответил ей: приезжай. Вот они с шофером приехали ко мне вечерком в Пирита. У нее было два или три не мешка, а матраса. Значит, она вошла с этими матрасами, чисто женским чутьем решила, что надо взять матрас. Я в матрас ей положил продуктов. И за полчаса она уехала. И она мне сказала, что я помог ей, она встала на ноги.
А муж ее как погиб?
Под Нарвой. Передавал до последнего. Радиограммы сначала он передавал шифрованно, а потом открытым текстом, когда его преследовали, окружали. Он передавал, что вот-вот он погибнет. И его застрелили. Вернее, он сам застрелился.
Эстонцы были в группах у вас?
Были. Но они ходили отдельно. Со мной не было эстонцев. Пару эстонцев было. Один погиб. Хороший парень был. Вот я уже забыл его фамилию, не помню. Высокого роста, спокойный такой, разговаривал все время медленно так. Его парашют зацепился за хвост самолета во время выброски. И летчик, что бы там не делал, какие выкрутасы там не вытворял, чтоб ему оторваться, ничего не получилось. И вот этот паренек погиб. Летчик уже весь бензин практически израсходовал, пытаясь его спасти.
А каким был возрастной состав участников группы?
Разный. Были и пожилые. И молодые тоже были.
А национальный состав?
Ну, украинцы, русские, эстонцы, финны. Эстонцы были, потому что группы забрасывали в Эстонию.
Политработники были у вас в отделе?
У нас — нет.
Кстати, а офицеры вообще не отправлялись с вами на задания?
Нет, они только готовили нас.
А насколько профессионально, как Вам кажется, вас готовили?
Я бы не сказал, что высоко. Не очень много уделялось сил на это. Особенно в отношении рукопашного боя, стрельбы и так далее. На это мало внимания обращалось.
В рукопашной, кстати, Вам не приходилось бывать?
Только в 1944 году, когда выходил из эстонского хутора. В упор я примерно на таком расстоянии (показывает) расстрелял немца. Там была не земля, а ров. Вот примерно с комнату он был. Высотою на метр примерно он был. И я по траншее шел с немецкой стороны. И вдруг вижу: трое, значит, сидят. Вплотную, в общем, друг к другу. Я в маскхалате. У меня пистолет ППШ был с собой. Но рука опущена и пистолета не видно у меня было. И один из немцев потихоньку стал подниматься, не спуская с меня глаз. Он автоматически на меня уставился. Я тоже автоматически на него пошел: показал, что, мол, садись. Я в форме был немецкой. Он потихоньку садится и поворачивает голову на своих друзей. И в это время я в висок в упор стреляю в него. Я сам не успел отреагировать: они как сидели, так и остались сидеть. И вдруг сзади автоматная очередь раздалась. Я прыгаю в сторону, ложусь на землю. Смотрю: в мою сторону мажут. Поднимаю голову — мой напарник. Он нажал на курок. А четвертый немец лежал. И когда я немца пристрелил, он вскочил, а Илья, мой напарник, сзади всадил полдиска ему в спину.
В немецкой форме всегда высаживали?
Всегда в форме высаживались. А когда зимой, то в маскхалатах.
Окончание войны чем Вам запомнилось? Где Вы в это время находились?
Окончание войны вот чем запомнилось. Я был в Пирита, я там тогда находился. Когда из РУОНа объявили, что из Ленинграда пришла радиограмма о том, что подписана капитуляция, мы сразу тут стали прыгать, обниматься, целоваться. Стреляли, ракеты пускали. Через полчаса ни одного патрона не осталось в части. Все в сторону моря израсходовали.
А звание какое у Вас было во время войны?
У нас вообще званий не давали. Вот Вовка Федоров, Герой Советского Союза, он пришел в 1941 году в разведку как старшина 1-й статьи и демобилизовался старшиной 1-й статьи. Вот и все. Мы после войны с ним встречались.
Скажите, а из семьи у Вас воевал кто-нибудь еще, кроме Вас?
Отец у меня воевал. Его выпустили перед войной и сразу взяли в армию. Три дяди