и четыре автоматчика. Он им дает команду: «В расход!» И все. Я безоружный, в немецкой форме. Четыре автоматчика подталкивают нас автоматами и ведут к лесу. А ведь он сказал: «В расход!». То есть он дал им команду нас расстрелять. На наше счастье подъехал «виллис», и из «виллиса» вылезли два генерала. Один, по-моему, с тремя звездочками был, второй с двумя. Выскакивает полковник: «Смирно!». Мы стоим просто. Этот генерал с тремя звездочками на нас так пальцем показывает: «А это что за чучела?». Он начал, этот полковник, докладывать о том, что то-то и то-то. «Генерал-лейтенант, займитесь ими», — приказал генерал с тремя звездочками. А это оказался начальник контрразведки армии. Ну нас на сани посадили и повезли куда-то. Сани отцепили, потому что солдаты старались в нас или плюнуть, или чем-то кольнуть, потому что кругом были разговоры: немцы-немцы-немцы. А раз по-русски говорят, считали они, значит, предатели. И нас, наверное, полкилометра солдаты провожали толпой все. А охрана отбивалась от них.
Уже к вечеру нас привезли к каким-то землянкам. Пуговицы обрезали, ремни сняли. Только штаны мы придерживали. Землянки открыли. Тогда моего напарника в одну землянку посадили, а меня в другую. В землянке света не было никакого. Там мы на ощупь все делали. Кто-то меня за руку взял, подвел к нарам, мол, садись. Я, значит, сел. А я в немецкой куртке, больше у меня ничего не было. Я замерз. Он накрыл меня шинелью. Потом он меня и спрашивает: «А ты откуда?». Я говорю: «Да сбежал с концлагеря». Не буду же я рассказывать, кто я такой. «А в каких концлагерях?» — спрашивает. Я говорю: «Дай мне немножко отдохнуть». Тогда он начал рассказывать мне о том, что он был здесь в партизанском отряде, что они вышли с этим партизанским отрядом. И он рассказал о том, что, значит, когда они с отрядом вышли, командир партизанского отряда сказал: «Вот это все мои люди, а этот — не наш, и показал на меня. И меня сюда». И он мне сказал: ты, мол, ложись. Я рядом с ним лег, он и себя и меня накрыл шинелью, мне стало немного полегче, потеплее, и я перестал дрожать. Он говорит: «Ты знаешь, что? Меня, наверное, расстреляют». Я говорю: «За что?». «Да вот не знаю, — говорит. — Мне не верят. Меня, наверное, расстреляют». И прошло какое-то время, наверное, с полчасика. Открылась дверь: «Такому-то на выход!». Он говорит: «Это я. Шинель мне уже не пригодится, наверное». Потом прошло какое-то время, и вызывают меня и моего напарника. Значит, на допрос вызвали нас. Я начал рассказывать. Но они не поверили. Они быстро связались с Ленинградом. А Ленинград дал команду доставить нас в серый дом на Литейном. Нам ночью здесь же дали жратвы. В общем, накормили нас. А мы дней двадцать, наверное, не разувались до этого, все в сапогах ходили. У Ильи, когда он снял ботинки, пальцы черные уже были. Ему их врач обработал. И уже к утру мы были в Ленинграде на Литейном. И там на Литейном были опять допросы, допросы. У нас новый опять следователь, потом снова опять же начался допрос. Ну мы тут уже начали над ними издеваться. Спрашивает: «Как фамилия?» Говоришь: «Иванов!» — «Как фамилия?» — «Петров». Они понимали уже, что мы издеваемся, но они все равно выполняли свою работу. Потом приехали наши и забрали нас. Так что такое при переходе линии фронта было. Что вот, допустим, числится какой-то разведчик, что он погиб или пропал без вести. А его, может быть, при переходе через линию фронта шлепнули. Или свои же вот такие же, как в том случае с нами, попались и шлепнули. Всякое может быть!
А были такие случаи, когда радиостанция не срабатывала?
Нет, не помню я этого. И такого, чтоб в соседних группах такое было, я тоже не слышал этого.
Какие радиостанции были у вас в основном?
«Северок» и «Камбала». Сначала «Северок», а потом «Камбала».
Как Вы оцениваете эти радиостанции?
Нормально, они брали до 1000 км. Коротковолновые. Азбукой Морзе все передавали.
Связь между группами как-то поддерживалась?
Нет-нет, никаких связей не было. Нам разные задания давали и в разное время. Выбрасывали двойками. Короче говоря, разные были задания и в разное время. То есть одну группу выбросят, предположим, в Ленинградскую область, другую в Финляндию куда-то. Вот когда ты возвращаешься, тебя опять отправляют на конспиративку, там ты подробные отчеты пишешь, тебя откармливают опять, и недели через две направляют в общий отряд.
Отчет по какой-то форме был?
Да нет, просто на бумаге пишешь и все. Описываешь, рисуешь, вот и все.
Вы вообще знали о других группах?
Мы о них узнавали после операций, когда они возвращались.
Часто ли было такое, что не возвращались с задания? Какими были потери?
Если нас в конце войны осталось примерно человек двадцать. Это из всех оперативных разведчиков. А было нас примерно 160 человек.
Как складывались у Вас отношения в разведке?
Нормально все было. Могу рассказать такой интересный случай. Я только пришел служить добровольцем в армию. Наверное, месяца два прошло после этого.
С Семеном Зотовым, который меня натаскивал, на галерке на втором этаже мы находились. А внизу офицеры шли. И появился, короче говоря, какой-то там новый лейтенантик. Он вызвал меня. Я прихожу к нему. Он говорит: «Брюки вот погладь». И дает мне брюки. Я прихожу к Зотову и говорю ему об этом. Он говорит: «Ну, мы ему сейчас погладим. Сейчас мы сделаем ему». И он стрелки наоборот сделал ему, все разгладил. Ну Сенька после этого сбегал к командиру, сказал, что так и так, есть такое безобразие. И рассказал обо всем. Командир тогда сказал ему: «Повесьте ему на кровать, положите и уходите». Этот офицерик как увидел стрелки, так закричал: «Аааа». Командир выходит и говорит: «Ко мне!». К утру его уже не было в части. Сразу отчислили этого лейтенанта.
Контакты с местным населением как-то поддерживались, когда выбрасывались?
Нет. Ну какие контакты могли быть в Финляндии? Помню, был такой разведчик Вася Юкин. Они с напарником были в Финляндии. И, в общем, с ним случился такой казус. Значит, они в лесу, там, где лесная тропинка проходила, сидели и или обедали, или ужинали. В общем, ели. Расслабились. И по тропинке вдруг едет финка на велосипеде. А Вася Юкин лежал или сидел на дорожке. И она наскочила на
