Вначале ему казалось, что снаряды первым делом разнесут в щепки иву, однако три из них упали за полезащитной полосой, а четвертый ударил под корень электроопору, и та низвергнутым распятием мелькнула на фоне клочковатого неба.

— Господи, — молвил Его, — вразуми созданных по твоему образу и подобию, защити уголок, который приютил моих пращуров, — но из-за чудовищного грохота не услышал собственного голоса.

Не вняли ему и небеса. Сзади, между раскопом и рекой вырос пяток огненных кустов, и эхо разбилось о скалы. Еще один снаряд, посланный, наверное, из-за полезащитной полосы, расколотил черное зеркало плеса, а два других ударили в крышу блиндажа. Последнее, что увидел Егор, были разлетающиеся бревна накатника и что-то отдаленно похожее на железную трубу от печки-времянки, которую он мастерил под руководством лейтенанта Лехи.

В нору Егор занырнул почище спасающегося от когтей ястреба суслика.

И тем самым уберегся от корявых бревен и камней. Однако в полной безопасности себя не ощутил. Снаряд ведь пострашнее голодного ястреба. Может и прихлопнуть. И хорошо, если сразу, как ребят в блиндаже, а вдруг придавит в этой дыре? Будешь потом отхаркивать кровь из раздавленной грудной клетки и молить Бога, чтобы побыстрее прислал смерть-избавительницу.

— Господи! — прокричал Егор, выцарапываясь из норы. — Спаси и сохрани! Ведь если сейчас убьет, кто попросит Тебя позаботиться об Аленке и душе женщины, перед которой я завинил?..

Стоя на коленях в траншее и всякий раз цепляя локтем правой руки прислоненный к стенке карабин, Егор умолял Всевышнего даровать мир дочери Аленке, обмершим от ужаса кустикам чабреца, ущельям, в которых гнездятся родники, однако сомневался, что его захлестываемые ревом снарядов вопли будут услышаны на небесах.

А ведь так хороши были яблони в белом!

Одинокий снаряд вспорол белое безмолвие степи донецкой. Алексею даже показалось, что он слышит звуки, которые издает плуг оратая при соприкосновении с корнями умерщвленной засухой травы. Но слуховой обман был недолог. Секунду, а может, чуть поболее того. И точку в нем поставил взрыв за сельской околицей. Испуганно вздрогнула в стакане с недопитым чаем ложка, а пороша так густо посыпалась с яблонь за окном, что они сделались похожими на солдатских вдов.

И только синицы продолжали водить летучий хоровод у кормушки с семечками. Наверное, пернатые перестали удивляться всему, что сотворяет человек. Пашет землю или, как сейчас, взрывает ее фугасами.

Только люди не птицы. Им сполна ведом страх за дела чинимые. Наверное, по этой причине душа Алексея вздрогнула, словно ложка в стакане с недопитым чаем, а из боковушки послышался испуганный голос:

— Где упало, Алекса?

— Как всегда, на Гутыре.

Гутыря — покинутый воинский городок. Прежде его охраняли солдаты-зенитчики, а теперь — цвета пересохшего чернозема степные гадюки. Они будто дожидались своего часа, чтобы обосноваться в казематах, где прежде дремали ракеты класса «земля — воздух».

Но гадюк вновь потеснили люди в рябой камуфляжке. Они украсили полуразрушенную добытчиками кирпича двухэтажную казарму красно-черным флагом, а на плацу из отстрелянных унитаров выложили кособокий тризубец.

— Алекса, ты фонарик зарядил? А то как без него в подвале…

— Зарядил. И заодно долил в лампу керосина.

— Так и норовишь подковырнуть… Мол, напомню старой дуре, что в подвале, или как ты говоришь — подполе, угореть можно. А я в первый раз ослушалась… Только куда нам, кладовщицам безграмотным. Это ты у нас в кандидатах наук ходил. А теперь у тещи мелочь на сигареты стреляешь… И вообще, тебе велено досматривать меня до кончины, а не умничать.

Алексей промолчал. Если дипломатические отношения подпорчены, то лишний раз не следует осложнять их словом. Опыт по этой части имеется. Еще в молодости после доброй чарки решил подшутить над тещей. Спросил, на является ли та родственницей знаменитого гуляйпольского атамана? Уроженка Запорожской области, Галина Несторовна, в девичестве — Махно.

После того зарекся не только шутить, но и окликать тещеньку по имени-отчеству. И все потому, что отсутствием памяти не страдал, да и был способен разглядеть таившийся в середке Галины Несторовны преогромный обломок льда.

Однако растопить тот лед не имелось ни малейшего желания. Не может прикованный к галерному веслу раб воспылать теплыми чувствами к надсмотрщику с плетью. А Галина Несторовна таковым ему и казалась. Только вместо плети — попреки:

— Уже когда приехал, а ничего не робишь…

И нет ей никакого дела до того, что время обеденное, а зять со вчерашнего дня не жравши, что добрую треть пути от города к селу протопал пешком, что… Разве что скажет, вроде извинится:

— Я бы тебя покормила, но нечем.

А у самой в подвале тесно от банок с маринадами да солониной. Покойный тесть наипервейшим бойщиком свиней был, за труды брал исключительно мясом, да и у самих в сараюхе всегда парочка кабанчиков похрюкивала.

Солонина же под стопарь такая закуска, что брюхо радуется. Подержишь кусок четверть часа в кипящей воде, потом шмяк его на разделочную доску, отхватишь исходящую паром полоску ножом и — вдогонку за опалившим гортань первачком.

Только опустел сарайчик, да и запасец банок в погребе поубавился. Был человек, и нет его. А наследство передать некому. Алексей однажды примерил на себе тяжелый от свиного жира брезентовый фартук, в котором тесть кабанчиков разделывал, и обнаружил пришитый изнутри потайной карман. Значит, покойный тестюшка не довольствовался законной натурой за труды свои, еще и прихватывал килограмм-полтора приглянувшихся кусков.

Хозяйственный был мужик, ничего не скажешь. Горелку, которой смолят кабанчиков, хоть сейчас пускай в дело, баллон со сжиженным газом залит под самый штуцер, австрийский штык, тоже в брезентовом чехле, до сих пор хранит хищный оскал.

Галина Несторовна как-то намекнула, что хорошо бы зятю поднять уроненный тестем флаг. Дескать, всегда в доме запах заливаемых горячим смальцем колбасок будет держаться, да и не боги горшки обжигают. Однако тут же поняла беспочвенность своих притязаний. Ну, разве из какого-то кандидата наук и чистопородного дитяти асфальта может получиться первоклассный мастер по разделке кабанчиков?

Как закрыли зятев НИИ с трудно произносимым названием, с той поры у жены-учительницы на шее сидит. Хорошо хоть после смерти покойного тестя работенка нашлась — присматривать за немощной старухой, то есть — тещей.

Однако кроме лопаты, слава богу, научился за нужный конец держать, другие инструменты доверять рановато. Взялся изничтожить камыш, который дуриком через межу из болотца ломился, косу изуродовал так, что ею теперь старуха-смерть побрезгует. Зато камыш на радостях отхватил себе добрый шмат огорода.

Короче, присмотр за Алексой нужен. Указывать, какую ветку на каждой из двух десятков яблонь следует