Я все понял и сознательно постарался притормозить – медленнее говорить, двигаться, медленнее жить. Я присел на стул рядом с кроватью, уперся локтями в колени, сцепил пальцы и дал ей время.

Я ждал.

Прошла минута. Никто из нас не двигался. Потом Долорес подняла руку и заправила волосы за ухо, открывая лицо. Ужасная картина. Левый глаз заплыл. Под ним расплывался фиолетово-черный синяк от удара кулаком. Над левой бровью запеклась кровь, темный струп в форме листа. На первый взгляд могло показаться, что там тоже рана, но, присмотревшись, я понял, что это просто запекшаяся кровь. Наверное, женщина вытирала лицо, а рука ее еще кровоточила.

– Я доктор Грин, – попробовал я еще раз. – Врач приемного покоя.

Ничего. Даже взгляда.

– Медики из скорой помощи сказали, что ваша рука сильно пострадала. – Я сделал паузу. – Я осмотрю вашу руку?

Женщина вытянула руку перед собой и развернула ее механическим движением.

Я подкатил стул поближе к кровати и осторожно взял ее за руку ниже повязки. Пальцами я чуть сдвинул повязку на запястье и проверил пульс ниже раны. Пульс был сильный и ровный.

– Можете пошевелить пальцами?

Женщина молча шевельнула пальцами.

– Отлично!

Судя по всему, рана не причинила непоправимого вреда.

– Сейчас я приготовлю инструменты, а потом разбинтуем вашу руку и посмотрим.

Женщина согнула руку в локте и прижала к груди. Я развернулся на стуле, достал коробку с шовными принадлежностями, разорвал прозрачный пакет и поставил картонную коробку с одноразовыми инструментами на стойку. В пакете я нашел голубую стерильную салфетку и положил ее в небольшой лоток рядом с кроватью.

Потом я достал шовные инструменты и выложил перед собой на лоток. Иглодержатель, похожий на маленькие аккуратные щипцы, пинцеты, ножницы для отрезания ниток и салфеток и четыре упаковки черных нейлоновых швов – нитей с прикрепленными на конце изогнутыми иглами.

– Так что же случилось?

На этот раз женщина ответила:

– Я упала.

Я ждал пояснений, но она молчала.

Я кивнул. Упала так упала. Готовясь накладывать швы, я осмотрел ее на предмет других травм. Женщине было сильно за сорок. Довольно грузная, с прямыми черными блестящими волосами. Как многие испаноязычные женщины, она сбрила брови и нарисовала их черным карандашом. Кончики напоминали острые лезвия.

Долорес подняла здоровую руку и осторожно прикоснулась пальцами к заплывшему левому глазу.

Между указательным и большим пальцами я заметил три маленькие точки: татуировки принадлежности к молодежной банде. Она ощупывала свое изуродованное лицо, и взгляд ее становился еще более отсутствующим. Я буквально чувствовал, как она отдаляется и все глубже погружается в себя.

– У вас что-то болит, кроме руки?

Она отрицательно покачала головой.

Я подвинул лоток с инструментами поближе к ее руке, взял коричневый флакон с бетадином, открыл, плеснул в небольшую серебристую чашу, оставленную медсестрой на лотке. Рядом с чашей я положил стопку чистых бинтов.

Долорес так и не двигалась, даже не моргала. Она словно застыла.

Сталкиваться с домашним насилием всегда очень тяжело. В жертв словно вбито искаженное представление о реальности: они всеми силами защищают своих мучителей, а в остальном мире видят угрозу для себя. И до них часто не удается достучаться, что бы я ни делал. Насильники, которых я никогда не увижу, давно похитили их и увели за собой далеко-далеко.

Долорес откашлялась, и золотая цепочка с кулончиком дрогнула. Я заметил, что кожа под цепочкой покрыта мелкими ссадинами, по форме напоминавшими звенья цепочки. Следы мелькнули лишь на мгновение, но я успел разглядеть синяки на шее – от пальцев, которыми ее душили. Следы были уже едва различимыми, словно следы волка на засохшей грязи. Скоро она закроет их и сделает вид, что ничего не было. Мир не заметит их под высоким воротником блузки или свитера.

– Падая, вы не повредили шею?

Она вновь отрицательно покачала головой. На глазах выступили слезы. Слеза покатилась по отекшему, разбитому лицу, прокладывая путь по фиолетовой скуле. Долорес заметила и быстро смахнула слезу здоровой рукой. Застывшее выражение сменилось чувствами ярости и тоски.

– Ну хорошо, – сказал я. – Я готов. Давайте посмотрим вашу руку.

Она протянула руку и положила ее на столик рядом с лотком. Я осторожно распрямил руку и начал разбинтовывать. Медики скорой отлично выполнили свою работу: повязка остановила кровотечение. Я разматывал виток за витком, ожидая появления раны. Сняв бинты, я увидел, что ногти на указательном, среднем и безымянном пальцах повреждены, почти сорваны. У кого-то в этом городе остались три глубокие царапины на лице.

Последние несколько витков повязки присохли к ране. Я снимал бинты, и Долорес болезненно морщилась. Вся манипуляция заняла у меня не больше минуты, но я очень старался не причинять ей лишней боли.

Разрез оказался идеально прямым, почти хирургическим. Он тянулся по всему предплечью, рассекая пополам татуировку в форме сердца. Имя «Рикардо» в центре татуировки тоже разделилось пополам – «Рик» и «ардо» в дюйме[7] друг от друга. Края раны были слишком гладкими, слишком идеальными. Это можно было сделать только одним способом – передо мной была ножевая рана. Кто-то пытался убить Долорес.

– На что вы упали?

– На землю, – рассеянно ответила она.

Я кивнул.

Я взял десятимиллилитровый шприц с большой иглой, погрузил его во флакон лидокаина, перевернул флакон и набрал прозрачный анестетик.

– Вы собираетесь использовать эту иглу? – с неожиданным интересом спросила Долорес.

– Нет, – ответил я, снимая большую иглу и кидая ее в лоток. – Большой иглой я набираю заморозку. Если взять маленькую, это будет слишком долго – как тянуть холодный молочный коктейль через тонкую соломинку.

Она наблюдала, как я беру тонкую длинную иглу.

– А этой иглой я буду вводить заморозку.

На сей раз у меня была игла чуть толще человеческого волоса. Долорес инстинктивно отдернула руку, прижимая ее к себе. Кровь закапала на ее джинсы, но они и без того были покрыты темно-красными пятнами. Уголки ее рта резко опустились.

– Все в порядке, – спокойно сказал я, опуская иглу, чтобы она ее не видела. – Я буду осторожен. Это совсем не больно. Больно бывает, когда лекарство вводят слишком быстро.

Долорес взглянула на меня, перевела взгляд на зияющую рану на руке, сжала губы и сделала глубокий вдох. Потом она снова положила руку передо мной и отвернулась.

Я поднял шприц, встряхнул его – крохотные пузырьки воздуха поднялись вверх. Я нажал на поршень, и пузырьки исчезли, а в воздух поднялась тонкая струйка жидкости.

– У вас есть аллергия?

Она отрицательно покачала головой.

– Хорошо. Сейчас не шевелитесь и постарайтесь расслабиться. Я не