а я из “Б”. Нам тогда казалось, что есть некая несправедливость: к примеру, они сорвали урок у нашего классного руководителя, и мы пошли поколотили их, чтобы знали, как с нашим учителем обращаться. Поскольку у нас парни были поздоровее, пободрее, нам всегда удавалось их колотить и выигрывать в футбол. Поэтому мы не очень общались. А в восьмом классе – это был 1974-й год, апрель или май месяц – пришли ко мне два человека: Балабанов Лёша и Саша Главатский[4], который сказал: “Давай сделаем вокально-инструментальный ансамбль”. У нас были инструменты в школе, а я занимался музыкой по классу фортепиано. Балабанов к тому времени умел играть на соло-гитаре на одной струне всего два произведения. Первым был, по-моему, “Гипи-Шейк”, но я в этом не уверен, а вторым – великолепная песня группы Royal Knights. После этого началась история вокально-инструментального ансамбля, который стал главнее всего остального». Две другие группы, к тому моменту уже существовавшие во 2-й школе, назывались «Кентавры» и «Ритм», третью Балабанов и Горенбург с товарищами назвали «Керри»: «Подо мной жил художник, он нам сделал трафарет, который можно было переносить на стены. Ну, а дальше началась совместная жизнь, поскольку мы большую часть времени проводили друг с другом».
Мать Александра Главацкого, совсем еще молодая женщина, работала переводчиком в «Интуристе» (Свердловск в то время был закрытым городом). «У нее собирались иностранные пластинки, и Саня стал обладателем по тем временам просто несметной сокровищницы, – говорит Горенбург. – То, что попадало в наш ареал, то мы и слушали – картина была совершенно случайная. Первой пришла некая пленка, про которую мне объяснили, что это “Оркестр Клуба одиноких сердец”. А в то же время “Мелодия” выпустила испанскую группу “Лос Анхелес”, которая играла каверы в основном в битловской эстетике, и они исполняли With A Little Help Of My Friend на испанском языке. То есть я сначала услышал песню на испанском, а потом – в обработке некоего “Оркестра” и подумал: “Чего же это они у испанцев своровали песню?” Надо понимать, что это был 1974 год, а “Битлз” играли с 1963-го – вот какой был у нас хороший железный занавес. В то же время появилось три, без сомнения, великих группы – Sparks, 1 °CC и Queen. Мы тогда были абсолютно обнаглевшими молодыми людьми и думали, что музыка может изменить мир, поэтому спокойно снимали группу Queen – играли и пели. Пели и по-русски. Балабанов из каких-то дебрей своего дворового бытия притащил военную песню “Почему иногда к нам приходят года, о которых давно позабыть бы пора”. Не было никаких комплексов, что мы что-то не умеем, не понимаем. И когда Балабанов пел, это было просто мучение».
Движущей силой школьного музыкального коллектива являлась, однако, не меломания. «Мы очень хотели нравиться девушкам, прямо до изнеможения, – объясняет Горенбург. – Девушки были некими мерцающими звездами, а ансамбль – ракетой, на которой, может быть, можно было как-то до них долететь».
Балабанов не раз вспоминал в интервью, что на выпускном вечере ему из-за девушки выбили два зуба; Горенбург, хотя и неохотно, рассказывает, как это произошло: «У него была одноклассница Лена. Приличная девушка, с моральными устоями, как и большинство, но на уровне подсознания – безумно провокативная. В цепкие лапы ее обаяния попадали мы все. Я никогда не задумывался, хорош ли Леха собой, красив ли, поскольку у нас не было конкуренции – в нашей паре я был лидером в силу большей жизнерадостности. Ему, как человеку рефлексирующему, доставалось меньше <женского> внимания. Мы оба понимали, что Лена безумно хороша, и я одну из первых песен посвятил тому, как я якобы ее любил. И у Лены случился роман с мальчиком из девятого класса – Игорем, а мы были в десятом. Не знаю, насколько глубоко заходил их роман, но Игорь просто с ума сошел, ходил за ней хвостом. Он был ростом под метр девяносто и увлекался карате, а Леха спортом профессионально вообще не занимался. Как этот Игорь проник на наш выпускной – да хер его знает.
Выпускной вечер – особый такой момент, когда все, что не случилось за десять лет, должно случиться. И Леха Балабанов ушел на третий этаж с Леной, где их и застал разъяренный ревнивец из девятого класса. Когда мы прибежали, ему уже выбили два зуба, он потом их долго и мучительно вставлял. Он был мирным человеком, в общем-то, но это была абсолютно мерзкая история: у Лехи, получается, не было выпускного. Причем, если бы Лена не хотела, чтобы он утащил ее на третий этаж, они бы там не оказались. В моем понимании, этот случай, конечно, на него повлиял, нанес ему некую психосексуальную травму».
Горенбург вспоминает о своих совместных юношеских поездках с Балабановым, в том числе – самую первую, на Кавказ, где случилось их «второе рождение». После 40-километрового марш-броска уставшая группа туристов поймала трактор и расселась на прицепе: «Это было 13 августа 1975 года – мне 15 лет, ему 16. Я был в середине, а Леха сидел у борта. Вдруг стало понято: что-то происходит, поскольку скорость, с которой тракторный прицеп поехал, была нереальной – у него отказали тормоза на горной дороге. В таком возрасте ты ни о чем не думаешь, ты же защищен родителями, высшими силами. Но Леха-то сидел у борта, и когда прицеп болтало, его буквально выносило над пропастью». Внезапно горная дорога пошла вверх, прицеп затормозил – серьезно никто не пострадал.
Позднее, уже в студенческие годы, они совершили путешествие по Северо-Западу СССР, с заездом в балтийские республики и Ленинград, куда оба впервые попали еще в школе: «У нас была любимая столовка на Невском, двухэтажная, в которую мы ходили, потому что там давали пельмешки и жареную тыкву, очень вкусную, похожую на кабачки, которые мы любили есть в семьях. Пельмени, жареная тыква, водка и вино на разлив. К тому времени у каждого образовался свой приоритет: Балабанов как эстет уважал шампанское, а я был, наоборот, врач с рабочих окраин уральского города – я пил водку. И мы брали бутылку шампанского и бутылку водки. Денег у нас было много – я хорошо зарабатывал в институтском стройотряде, у Леши тоже были деньги по разным причинам. Но иногда их совсем не хватало, потому что мы все пропивали, и тогда мы отправляли родителям телеграмму: “Все в порядке. Мама, вышли денег”».
Горенбург к тому моменту учился в родном Свердловске, Балабанов – в Горьком: о московском Институте иностранных языков имени Мориса Тореза
