Слушая возмущения, мы с тётей Женей заняли место на длинной деревянной скамье. Фильм, зажигательный, эмоциональный и весёлый, уводил от действительности, а хорошенькая главная героиня, искрящаяся жизнью, весельем и талантом, заражала энергией и, когда фильм закончился, все разочарованно выдохнули:

– У-у_у! Как быстро!

– На «сарай» смотреть противно!

– Побывали в «театре»!..

На следующий день в учительской возмущалась теперь уже я:

– Столько лет, как рухнул клуб, а восстановить не могут!

– Председатель колхоза – инертный человек, – заметил Иван Федосеевич.

– Дело не в председателе, – защитил его директор.

– Ав ком? – насторожилась я.

– В людях.

– А при чём тут люди? Это что – я, вы, Иван Федосеевич должны клуб восстанавливать? Мы же люди! – недоумевала я.

Директор молчал.

– Что вы кипятитесь? Никто ничего не сделает. Да это и не наша головная боль, – вмешалась Нина Сергеевна.

– Как не наша? Если вы, я, мы накинемся на председателя, он зашевелится! Что мы всё молчим?!

Листая журнал, Нина Сергеевна как бы между прочим сообщила, что скоро состоится общее собрание колхозников.

– С какой повесткой дня? – полюбопытствовала я.

Звонок прервал разговор, учителя разошлись по классам, мы с Ниной Сергеевной остались в учительской вдвоём. Я повторила вопрос.

– Председатель должен отчитаться о проделанной за год работе.

– Интересно бы послушать…

– Вообще-то жизнь колхоза – не наше дело. Наше дело – учить, дело председателя – руководить колхозом.

– Школа – тоже его дело: в ней учатся дети колхозников, – не согласилась я. – В течение года председатель ни разу сюда не заглянул.

– Так он же в другой деревне живёт!

– В другой деревне? Как же он руководит?

– Так и руководит. Его на машине возят – туда-сюда…

– И где… из какой деревни?

– Из Покровки, что в восьми километрах отсюда.

– Оч-чень даже интересно! С таким фактом сталкиваюсь я впервые. Его назначают или выбирают?

– Муж говорит, что на общее собрание каждый год приезжают представители, – обычно секретари райкома партии; они предлагают кандидатуру председателя, и люди послушно голосуют. А в этом году перед собранием он для отчётности ещё и цыплят закупил.

– Не поняла…

– Создать видимость работы, что хоть что-то делает. Планы раскинет… Кур, мол, думаем развести… Надо ж отчитаться, куда деньги уходят!

– И сколько завезли цыплят?

– Точно не знаю – по-моему, пятьсот.

– И куда ж их разместили?

– Где-то на ферме. Дохнут они… За ними уход нужен, а их Ванюшке Громову поручили. Нужны они ему… как мёртвому припарка.

– А почему бы вам об этом не сказать на собрании?

– Да вы что? Я жить хочу. Зачем мне в эту кашу лезть?

– Вы не хотите, другой не хочет, поэтому и жизни нет.

Дома пристала я к тётё Жене – попросила расскажить о председателе и Ванюшке Громове.

– Зачем?

– Наслышана – интересно…

– О председателе мало что знаю, а о Ванюшке могу – сосед наш! Его все знают – первый на селе вор!

– Вор? Откуда вы знаете?

– Это все знают: он за воровство два срока отсидел. Головорез ещё тот!

– Что значит «головорез»?

– Чуть что – смертельно избивает. Его все боятся.

– Говорят, что ему на ферме доверили за цыплятами смотреть.

– Ванюшке – за цыплятами? Вот коту масленица! Может быть, – усмехнулась она, – ему легче будет теперь барана унести?

– Почему именно барана?

– Истории той, по-моему, года два уже. Как-то он праздновал своё сорокалетие. Колхозных овец по улице гнали – мимо их дома! Так он средь бела дня поймал ягнёнка и унёс домой. Пастух за ним – Ванюшка ягнёнка запер, вышел и до полусмерти избил пастуха. Тот в милицию – и Ванюшку предупредили, что, если это повторится, его посадят. Так он ночью стал таскать! Цыплята, – затряслась она, как студень, – это прикрытие, он теперь будет таскать всё, что ни захочет. Смешно – на ферме…

В день собрания я пристала к Ивану Федосеевичу:

– Составьте компанию, пойдёмте на собрание. Учителям надо быть в курсе колхозных дел.

– Мария Трофимовна нездорова. Дети маленькие… Оставить их не на кого.

– Нина Сергеевна, ну, пожалуйста, пойдёмте. Вы старожил…

– Ни в коем разе! И вам не советую.

– Почему?

– Чувствую, не усидите.

– И что? В одиночестве быть не хочется; хорошо, если б кто рядом был.

– Выступите – запугают.

– Меня-я – запугать? Ни-ког-да!

– Из нас никого не будет – заступиться будет некому.

Тётя Женя тоже отговаривала, но… история с клубом не давала покоя.

.. Тёмным осенним вечером иду к «сараю» одна. На улице – хоть глаз коли: ни звёзд, ни огоньков!

В «сарае» полумрак от двух десятилинейных керосиновых ламп – в домах напротив ярко горит электрический свет. Председателя за маленькой на столе трибункой никто не слушает – лузгают семечки, смеются, разговаривают. Двое за кумачовой скатертью соседнего столика бесконечно просят тишины. Наконец, председатель произносит:

– У меня всё, товарищи. Ситуацию я вам обрисовал.

Из-за кумачовой скатерти поднялся высокий мужчина в очках:

– Уважаемые колхозники! Товарищи, слишком шумно. Успокойтесь! Вы прослушали доклад председателя о проделанной работе. У кого какие вопросы?

Вопросов не было.

– Тогда приступим к прениям. Кто хочет выступить?

Выступать никто не хотел.

– Смелее, товарищи!

И я решилась:

– Можно?

Произошло движение. Зашушукались…

– Представьтесь, пожалуйста, – я вас в первый раз вижу.

«Это учительница наша!», «Пусть выступит, скажет!» – раздались голоса.

Я вышла к столику с трибуной, где только что стоял председатель, представилась и удивилась собственному голосу – тихому, робкому, прерывающемуся. Первое публичное выступление всегда волнительно – волновалась и я. Все обратились в слух – ждали, что скажет учительница…

– Я внимательно слушала доклад. Если честно, не понравился. Нелогичный, с плохо подобранными словами. Ничего конкретного, кроме как «собрали урожай,» не извлекла. Собрать урожай – ваша прямая обязанность, об этом и говорить не стоило. Или могли его под снегом оставить? Почему не прозвучало – убрали столько-то по сравнению с прошлым годом? Почему перед колхозниками никаких задач не поставили – ни на урожай, ни на строительство? Неужели всё так благополучно?

Вот я уже год проработала в деревне. И что? Клуб, как лежал рухнувший, так и лежит. Молодёжи выйти некуда, но вас это не беспокоит, и из доклада я поняла, что восстанавливать его никто не собирается. Вам, как председателю, не стыдно находиться в этом «сарае»? Ваше самолюбие не страдает, что мы сидим здесь в полутьме, при керосиновых лампах, в то время как село электрифицировано? Думаю, на сегодняшний день