– Да, мама решила устроить что-то вроде свадьбы.

– Я и подумала, что ты Иза.

Изольда с мужем Борисом Яковлевичем Исаковым. 1958

– Она уже дома, а я ещё только еду.

– Почему не вместе?

– В институте учусь, заочно – задержалась.

– Да, выросли вы. Жаль, отец не дожил.

– Вы хорошо его помните?

– Конечно, хорошо.

– Какой он был?

– Красивый был, вы на него похожи. Я, как увидела, сразу решила: наша. Это Густав всё отговаривал, всё сомневался – я и не подходила. Отец ваш на математических олимпиадах всегда первые места занимал. Как у тебя с математикой дела обстояли?

– Не очень, я больше литературу любила.

– Он и по литературе хорошо учился. Он вообще хорошо учился!

– А вы учительница?

– Да, педучилище закончила в Энгельсе, но когда выслали, больше не работала – русский плохо знала.

– А чем вы занимались?

– Детей воспитывала.

– Много их у вас?

– Вот она – шестая.

– У нас тоже много, со мной и Изой – семеро.

– Это ничего. Лишь бы все здоровы были!

После обеда к элеватору подъехала машина из Степного Совхоза, и шофёр за небольшую плату довёз нас до места.

Встреча родителей случилась бурной и со слезами. На следующий день, день свадьбы, съехались многие родственники, не было лишь тёти Маруси, к тому времени основательно прикованной к постели. Впервые встретились мы с двоюродным братом из Ростовской области, Володей Шнайдером, красивым, крепким, коренастым богатырём с пышной кудрявой головой, единственным сыном дяди Пети, сгинувшем на Беломоро-Балтийском канале. С Володей связывались надежды на сохранение фамильного имени клана Шнайдеров из Мариенталя. От того, что многие родственники виделись впервые, преобладали грустные воспоминания, разговоры о тяжёлой действительности и постоянной борьбе за выживание. Свадьба походила больше на застолье после долгой разлуки.

Когда гости разъехались, мною овладело необъяснимое чувство тоски. В родительском доме было по-прежнему шумно и весело, но мне, уже отошедшей от родительского очага, было как-то не по себе. Поливала огород, мыла полы и посуду, помогала готовить пищу, но мысль, что я в гостях, тяготила. Меня не загружали работой, но к вечеру наступала усталость. Хотелось к Мартыновым. Там всё уже было роднее, надёжнее, как-то более по-домашнему. Рождалось чувство одиночества, грусть от того, что дом матери уже не мой дом. Я была дома без дома – душа ныла… Моё состояние не осталось незамеченным.

– Что-то ты невесёлая. Не такая, как всегда, – заговорила на кухне мама.

– Тебе кажется…

– Может, влюбилась?

– Нет, мама.

– Ты везде бываешь – неужели никого не встретила?

– К сожалению, нет, но ты не волнуйся, двадцать один – не причина для тревоги.

– Конечно, но… можно уже и о замужестве подумать.

Отпуск заканчивался. До начала учебного года оставалась неделя, и я уехала в Вячеславку. Издали было видно, что дом достроить не успели. Тётя Женя стояла во дворе и, узнав, пошла навстречу:

– Ты где это пропадаешь? – переняла она чемодан.

– Как где? Экзамены в Барнауле сдавала! Две недели у родителей пожила.

– Витя приезжал. Ему скучно было, тебя ждал.

– Я как чувствовала! Давно уехал?

– Неделю назад.

– Взял – да и приехал бы!

– Неудобно… И где бы он там тебя искал?

– Господи – нашёл бы!

– Если б знать, что была не против. Он хотел – я отговорила.

– Жалко. Ну да ладно!

– Напиши ему.

– Нет, письмо – нехорошо.

– Почему?

– О чём писать? Другое дело – увидеться, поговорить… Ведь мы практически не знаем друг друга!

– Ну да, – согласилась она, – зимой приедет – в феврале.

Учебный год начинался спокойно. Коллектив пополнился ещё одной учительницей, преподававшей в начальных классах. Она быстро освоилась, познакомилась с шофёром, что возил председателя колхоза, и, когда они заявились ко мне в баню, долго восхищались жилищными условиями.

– У тебя в бане лучше, чем у меня в доме! – позавидовала она.

– Действительно, очень чисто, уютно…

– Надо другую хозяйку искать, моя – такая грязнуля!

– А мне повезло. Как мать родная!

– Впервые такую баню вижу! Зимовать можно – запросто! Просторного как! – восторгался кавалер.

Тётя Женя угостила нас чаем и, когда я их проводила, заметила:

– Не понравилась мне твоя учительница. Не успела приехать – уже кавалера подцепила.

– Не теряется – не то что я…

– У тебя одно на уме – работа. Дай… скромница ты у нас, серьёзная.

– У «нас»?.. – засмеялась я.

– Привыкла я к тебе, как своя уже.

– Спасибо, тётя Женя, вы мне тоже…

– Как родные? – помогла она.

В дом перебрались к концу сентября. Русская печь осталась, но её сделали совсем маленькой – только чтобы хлеб испечь. У старика-отца была теперь своя комната, намного просторней стала спальня, появилась столовая. На станции мы с тётей Женей выбирали мебель: трельяж, диван, платяной шкаф, стулья и новые тюлевые занавески. Деревенские жители ходили смотреть убранство и ахали, завидуя чистоте. Тётя Женя испытывала гордость, что превратилась в авторитет и признанную законодательницу хорошего вкуса – к ней хаживали советоваться.

Когда закончились хлопоты, она вдруг почувствовала себя плохо. Местная фельдшерица настаивала на стационарном лечении в районе, но она всё ждала, когда «полегчает.» Состояние не улучшалось, мы настаивали на лечении в центре.

– На кого ж я вас оставлю? Кто варить будет? Со скотиной управляться?

– Вот новости! Я что – маленькая? Сварить не смогу?

За ужином на семейном совете решили, что дядя Кузьма будет управляться со скотиной, с вечера заготавливать топливо, а я с утра – топить печь и готовить еду.

Тётю Женю увезли, и на другой день мне пришлось встать в половине шестого. Поднялся и дядя Кузьма, но, видя, что у меня всё получается, ушёл досыпать. На работе я выглядела свежей, хотя надо мной, любительницей поспать, и посмеивались. В обед из русской печи достала чугунок с борщом, тушёной картошкой и молочной рисовой кашей. Всё упрело и было вкусно – дядя Кузьма хвалил. Дедушка целыми днями спал и поднимался только к столу.

Когда через две недели привезли тётю Женю, она осталась довольна, только заметила:

– Съели столько продуктов, сколько у меня за месяц уходит – надо крупы закупать.

– Не знаю, всё съедалось, ничего не оставалось.

– Кусно готовит, – прошамкал дедушка.

– Вкуснее меня?

– И вкуснее, но главное – разнообразнее, – поддержал его дядя Кузьма.

– Вот как? Теперь от моей кухни отказываться будете?

– Мы, тётя Женя, всеядные, что сварите, то и съедим, – обняла я её.

Как-то привезли фильм, о котором мы были наслышаны, –