не скажете. Иван Федосеевич – золото, а не завуч, так вы и с ним не ладите. Конечно, не мне вас учить, но… повернитесь к людям душой, будьте доброжелательнее.
– Подумаю…
Я вышла из кабинета, наивно полагая, что он понял главное: корень зла в нём. Но случилось обратное: он стал ко мне лишь более придирчивым. И я поняла: надо учиться не реагировать. Бывали дни, когда он ни разу не выходил из кабинета. Учителя начинали тогда усиленно шушукаться – причина этих шушуканий меня не интересовала.
Однажды после уроков на выходе из школьного двора мне встретился сельский Квазимодо – сын сосланного дворянина.
– Можно с вами поговорить?
– Со мной? О чём?
– Желательно бы с глазу на глаз…
– И где же нам найти такое место?
– Может, у нас?
– У вас?
– А что? Безопасно. Никогда не бывает чужих.
– Странно… Неужели разговор так опасен?
– Приходите после занятий к восемнадцати нуль-нуль. До свидания, – и удалился.
– До свида-а-ния, – протянула я вслед.
Размышляя над предложением, решила спросить тётю Женю.
– А что это за семья – Пановы?
– Пановы? А почему интересуешься?
– Горбуна сегодня встретила.
– Это очень несчастная и образованная семья, дворяне в прошлом.
– Расскажите…
– В деревне они, по-моему, с тридцатых. Москвичи. Отец – ему не меньше семидесяти – учил когда-то наших детей. Приехал с женой и двумя сыновьями. Жена тоже была учительницей. Старший сын, красивый, высокий, стройный юноша, исчез однажды. Куда – никто до сих пор не знает. Он нравился девушкам, мне – тоже… Многие домогались его, но, сама знаешь, какие на селе девушки. Крестьянки безграмотные! Не было ему пары. Из НКВД приезжали – искали… Так и не объявился. После его исчезновения слегла вскоре мать, а через год деревня хоронила её. Так с того времени и живут вдвоём – с горбуном. К ним – никто, они – ни к кому. Как живут, никто не знает.
– А кто им продукты покупает?
– Да какие у нас продукты – в деревне? Соль да сахар?
– А крупы?
– Горбун иногда в магазин ходит.
– Тётя Женя, горбун меня в гости пригласил.
– Да ты что?
– Не знаю, что делать. Идти – не идти?
– Я в этом не советчик. Может, понравилась?..
– Да ну! Он же старый! Да и горбун!..
– Нет, он не старый. Ему, наверное, года три-четыре было, когда их привезли. Сейчас – не больше тридцати-тридцати двух. Но… не любят его на селе.
– Почему?
– Не знаю… Говорят, всё ему не так.
– Может, правду кому сказал? Правду у нас не любят… А почему он горбун?
– Тоже не знаю.
– Интересно взглянуть на живого дворянина.
– Интересно – сходи.
– Не хотелось бы, чтоб увидел кто.
– Сходи, когда стемнеет, – не увидят. Может, в школу хочет вернуться? Учитель он хороший, но после войны его уволили.
– Уволили?.. Потому что дворянин?
– Может быть.
Жили Пановы в большом деревянном доме недалеко от школы. Окна были ярко освещены, когда я на высоком крыльце постучалась в дверь. Открыл горбун.
У порога встретил меня высокий стройный старик с пышной стрижкой пепельных волос.
– Добро пожаловать. Миша, поставь чаю.
– Нет-нет, я только что из-за стола.
– Ну, хорошо, пройдёмте в комнату.
В больших, хорошо меблированных комнатах чисто. Стеной, сплошь в книгах, я долго и искренне восхищалась. Манеры, речь, голос хозяина были безупречны.
– Спасибо, что приняли приглашение. К нам никто не ходит – живём уединённо. Присаживайтесь.
– А зачем вы меня пригласили? – бесцеремонно начала я.
– Потому и пригласили, что человек свежий… Интеллигенции здесь мало – хотим познакомиться!
– Есть и другие учителя – не только я.
– У местных бытовые проблемы. Мужья, как правило, пьют…
– А директор школы? Чем не интеллигенция!?
– Вы знаете, что он за человек?
– Не-ет.
– Его человеческие качества никто не знает и, скорее всего, не узнает.
– Почему?
– Дела школы его не интересуют. Дурные наклонности у него…
– А вы откуда знаете? – выдала я себя.
– Вы уже заметили? Наблюдательная…
– Ему, наверное, помогать надо, – попробовала я защитить директора.
– Я пытался. Бесполезно. Детей жалко – пропадут. Я старый человек, внуков нет, мне бы не вмешиваться, спокойно жизнь доживать, ан нет – не могу: он высокое звание учителя позорит.
– Почему позорит? – не понимала я.
– Вы полгода работаете и – ничего не знаете?
– Ничего, но…
– Пьёт он, запои у него.
– Запои?..
– А вы не замечали?..
И всколыхнулось… Однажды на перемене в отсутствие Ивана Федосеевича рванулась я в кабинет, но огромная фигура старика-сторожа остановила.
– К директору нельзя, – загородил он дорогу.
– Как это – «нельзя»? Мне срочно!
– Нельзя, не велено.
– Отойдите!
– Не могу.
– Да что же это такое!
Из учительской выглянула Нина Сергеевна:
– Что случилось?
Сторож отвёл её в сторону, что-то шепнул, и она попросила:
– Не настаивайте. К нему нельзя. Скоро завуч приедет.
– Чёрт знает что! Слышит, а не выходит! – и, возмущённая, отправилась в класс, не решив вопроса.
Память прорисовала сцену, но, будучи неуверенной, ответила:
– Нет, не замечала.
– Не может быть! Это все знают. Родители просят написать жалобу.
– Напишите.
– Я из бывших – мне веры нет.
– Пусть родители напишут.
– Они не могут, да и… боятся.
– Ну, не знаю тогда…
– Напишите вы. Вы молодая. Вам сколько лет?
– Двадцать.
– Вам поверят и простят.
– Что вы! Доносительство? Нет-нет, ни в коем случае!
– Извините, не подумал. Но… это не то доносительство, за которое следует презирать, это… «выявление отрицательных явлений жизни».
– Все равно. Если бы я была уверена, что это правда, и если бы меня это задевало, как задевает вас, я бы написала, ни с кем не согласовывая.
– Да… это достойно уважения. Извините меня, старика, – не подумал.
Горбун сидел молча и, как черепаха, вытягивал временами на диване из своего панцыря шею. Старик переключился на моих родителей, на несправедливость по отношению к немцам, а меня интересовала история их семьи.
– Было небольшое имение под Москвой; всё, однако, отняли – спасибо, в живых оставили. Родных растерял. Может, и в живых никого уже нет!?
– Отняли? Абсолютно всё отняли?
– Остались кой-какие драгоценности, но они ничего здесь не стоят. Давайте чайку попьём!
– Спасибо.
– Это вам спасибо! Извините, что хотел в эту историю втянуть. Имел счастье убедиться в порядочности нашей молодёжи.
– Спасибо за добрые слова. И за разговор тоже. Извините, уже поздно.
– Миша вас проводит.
– Нет-нет, здесь недалеко. Я не боюсь.
После зимних каникул в школу нагрянула комиссия из райОНО в составе пяти человек. С Ольгой Васильевной мы встретились, как старые знакомые.
– Осадок не прошёл? – эзоповски спросила она.
– Нет.
– Село нравится?
– Нет.
– Почему?
– Выйти некуда –