– Вот это да! Хорошо-то как!

– Не страшно?

– Не-ет!

– Может, быстрее?

– Можно и быстрее!

– Попробую, только недолго.

– Как хочешь.

Навстречу несётся накатанная дорога, пролетают пустые поля, пробивающаяся озимь, испуганные суслики насторожённо застывают и смешно ныряют в норы. День догоняет нас – сердце ликует от предчувствия скорой встречи с теми, к кому успела привязаться.

Грунтовая дорога сменяется асфальтовой. Ветер разбивается о лица, обгоняем время, приближаемся к селу. Но что это?.. По правой полосе навстречу несётся бортовая машина. Расстояние всё уменьшается. Оно уже критическое… Папа Лео берёт правее – машина делает то же самое; берёт влево – и машина влево. Нас разделяют уже доли секунды… Мгновение – отец выключает зажигание, резко поворачивает руль, и мы летим в кювет. Меня сбрасывает – он остаётся на мотоцикле. Машина проносится…

Придя в себя, понимаю, что не пострадала, но отец в седле смотрится как-то сомнительно. Вяло поднимаюсь, со страхом подхожу: его бледное, как мел, лицо – на руле, руки безжизненно свисают…

– Папа, папа, что с тобой? – опускаюсь я на колени.

Открыл он глаза не сразу.

– Папочка… ты живой?.. Слава Богу!

– В груди болит, – слабо жалуется он.

– Сможешь слезть? Полежи на траве.

С моей помощью он с трудом сполз с мотоцикла. Я сняла пиджачок, подложила ему под голову. Солнце поднялось уже довольно высоко, но земля всё ещё была прохладной – я боялась, что он простынет.

– Тебе не холодно?

– Кажется, полегчало. Грудь прижало, – присел он, – хорошо, что мотор успел выключить. И как я так?..

– Почему он нёсся по нашей полосе?

– Кто его знает? Мало ли дураков!

Поднялся, осмотрел мотоцикл.

– Всё цело, только руль повело. Далеко до хозяйки? – слабо спросил он.

– Не больше километра.

– Километр – ерунда, докатим.

Он взялся за руль, я подталкивала, и мы медленно покатили.

– Вы откудова это? – натягивала халат удивлённая хозяйка.

– Из дома. Можно – папа полежит, отдохнёт?

– Конечно, можно. Да скажи, шо случилось?

– На нас едва не наехали. Надо бы мотоцикл посмотреть. Не знаете, кто из мужчин может помочь?

– Да каки там мужчины!.. Щас брата позову – он в ентом деле мастер.

– Я тоже разбираюсь, – тихо заметил отец, – но сейчас у меня сил нет, да и инструмента тоже…

– Давайтя, брат подойде часа через два, а вы пока отдыхайтя…

После сна лицо отца ожило – порозовело. Вскоре подошёл брат хозяйки, и мужчины вышли ремонтировать. Весь световой день они колдовали над мотоциклом, но сделали его на совесть.

– Как новенькай, и даж лучче! Ён таперь долго пробегаат, – обнадёжил брат.

Мотоцикл несколько раз испытали, и вечером папа Лео отправился домой – мама потеряла его и весь день волновалась.

Утром отправилась я на работу. Учителя белили, красили, торопились – до начала учебного года оставалось совсем ничего.

В предчувствии радостной встречи субботним вечером отправилась я в клуб. Но… предмета моего внимания не было – уехал в отпуск. Вместо аккордеона крутили пластинки. Молодёжи было мало. За несколько дней до начала занятий директриса на педсовете подсолила солянку в моей душе.

– Только что поступила телефонограмма – Вас забирают.

– Что значит – «забирают»? Я что – вещь?

– Переводят в другую школу.

– Зачем?

– Этого я не знаю.

– А если я не согласна?

– Не согласны?

– Да, надоело летать с места на место. Я что – не устраиваю вас?

– Напротив, мне не хочется, чтобы вы уезжали.

– Почему тогда в райОНО дали согласие на мой перевод?

– Я его не давала. Моего согласия не спрашивали.

– Скажите тогда, что не согласны.

– В Вячеславке за моральное разложение сняли с работы учительницу русского языка и литературы, – сообщила она дня через два. – Там – ни одного учителя, тогда как в нашей школе их два. Послать семейного нельзя: квартир нет. Кроме вас – некого. Велели убеждать и, как комсомолке, соглашаться.

Ломались надежды, планы, возможно, жизнь… Чувство обиды нахлынуло, я не сдержалась – заплакала.

– Что вы так переживаете? Может, это и к лучшему?

– Почему моего согласия не спросили? Как можно так беспардонно распоряжаться человеческой жизнью? Это вы… виноваты! Не отстояли, не защити-и-ли!..

– Поверьте, я бы лучше вас оставила. Анна Сергеевна – семейная, уделять школе столько внимания, сколько уделяете вы, она не может, но надо выручать: отделу образования не найти сейчас учительницу в ту школу.

– Не пое-е-ду!

– Вам кто-то здесь нравится?

Я молча вытерла глаза.

– Значит, нравится… Если любит, найдёт.

– Он не знает, что нравится.

– Ах, вот как!.. Что же делать? – коснулась она лба.

– Теперь уж все равно.

– Почему? Давайте я ему скажу!

– А если он только посмеётся? Нет, не надо.

Не попрощавшись с учениками, я с тяжёлым сердцем уезжала из села. Проходя мимо клуба, постояла, вздохнула и поплелась на шоссе – автостопом добираться в незнакомое село Вячеславка.

Вячеславка

Разбросанная на три-четыре километра Вячеславка не могла похвастать прямыми и широкими улицами Родинского совхоза. Рядом с деревяным зданием школы в центре располагалось правление колхоза, недалеко – скелет завалившегося здания. Оказалось, клуба. Ни разу не ремонтировавшийся, он рухнул однажды ночью, хорошо – после просмотренного кинофильма. Обошлось без жертв, но на руины сходились, как на достопримечательность, – клацали языками, качали головами, судачили…

Недалеко от бывшего клуба стоял пустой саманный домик. В него снесли всё, что извлекли из-под развалин: столы, скамейки, книги, но молодые люди предпочитали в нём не собираться. Летом гужевались на улице, зимой – у того, у кого поприличнее был дом. И всё же, когда привозили кинофильм, его прокручивали в «сарае» – так жители окрестили саманный домик.

– Ждём, ждём! – встретил меня директор школы, мужчина лет тридцати пяти на протезе.

– Иван Федосеевич! – обрадовалась я своему учителю по Степнокучукской семилетней школе. – А вы почему здесь?

– Завучем работаю.

– Вот здорово! А в Кучуке Вас потеряли, вспоминают часто, – обняла я его.

– Да, выросла, такая… интеллигентная, красивая стала!

– А вы нисколько не изменились!

– Так уж и не изменился?

– Возмужали чуть-чуть… Но голова всё та же – чёрная, в барашках! Учителя засмеялись.

Моя предшественница, молодая симпатичная женщина, уволенная за «моральное разложение,» производила приятное впечатление – кричащая формулировка приказа вызывала недоумение.

– Передайте новой учительнице журналы, планы, тетради, – обратился к ней директор.

– Сейчас. Если планы не понравятся, можете внести коррективы, – добавила она, вручая мне папку.

Мне было не до «коррективов» – сомневалась, что знаю больше.

– Ну, а где мне жить?

Директор пожал плечами.

– Может, посмотрите квартиру, где жила я? – предложила «морально разложившаяся.»

– А если не понравится?

– Тогда не знаю…

Две учительницы,